— Смотри, тот красавчик опять пришел, — шепчет мне пробегающая мимо Дина. — Иди ты. Он явно потребует твоего обслуживания. Уж не знаю, чем ты его так задела.
Зато я знаю.
И каждый шаг до стола дается мне тяжело. Ноги будто увязли в зыбучих песках. Я бы с удовольствием передала этот заказ кому-нибудь еще, но понимаю — от Мельникова не отделаешься. Он будет приходить сюда каждый день, и мне придется уволиться, только бы не видеть его.
Лучше уж поступить по-хамски и просто прогнать.
— Рядом есть другие хорошие рестораны, — вместо приветствия сообщаю ему. — Советую ходить в них.
Он поднимает на меня глаза, легонько улыбается краешком губ.
— А мне нравится этот. Особенно — обслуживание.
Ух, как мне хочется врезать ему меню по голове, расцарапать лицо и сбежать… сбежать куда подальше, только бы никогда больше не видеть. Но я держу лицо.
— Вы определились с заказом?
— Кофе.
— У нас семь видов кофе, приготовленных из отборных сортов арабики, — специально начинаю перечислять я. — Американо, капучино, ристретто, латте…
— Любой, — перебивает Богдан уставшим тоном. — Саш, когда ты освободишься?
— Для тебя — никогда. Слушай, просто уйди отсюда. Что тебе вообще надо?
— Я хочу поговорить с тобой.
— Зато я с тобой не хочу. Не уйдешь — я тебе в кофе плюну, — мстительно припоминаю фразу Риты.
Непрофессионально, конечно. Но бросать девушку без объяснения тоже не очень профессионально. Целовать ее потом — вообще так себе идея.
Короче, мне не стыдно за свои слова. Мы квиты.
— Плюй, — легко соглашается он.
— Что тебе надо?
Мне ужасно хочется рухнуть на стул и упереться ладонями в лицо, чтобы не видеть его, даже случайно, даже украдкой. Но я продолжаю стоять, держа перед собой блокнот, стискивая карандаш в пальцах.
Богдан смотрит на меня снизу вверх, но почему-то даже сейчас я ощущаю его превосходство.
— Я хочу поговорить, — повторяет тихо.
— У тебя есть девушка, — выплёвываю я. — Вот с ней и разговаривай. Неужели ты не понимаешь, что противен мне?
Молчит, но продолжает пристально смотреть, изучать мое лицо словно под лупой.
— Слушай, если у тебя осталась хоть капелька совести, уходи. Не заставляй меня увольняться из-за твоего желания пообщаться. Я не хочу иметь с тобой ничего общего, — а затем добавляю громче, с обманчивой радостью: — Ваш заказ: раф с карамельным сиропом и тыквенный пирог. Будет сделано в течение пятнадцати минут!
Я знаю, что он ненавидит сладкий кофе, как ненавидит и сливки, и пироги, но из вредности записываю именно это. Не может определиться — я решу за него. За нас обоих.
Когда я возвращаюсь, чтобы поставить столовые приборы, Богдана за столиком уже нет. Он оставил очередные десять тысяч — какой щедрый — и короткую записку на салфетку.
«Пожалуйста, позволь мне извиниться за свой поступок».
А ниже — номер телефона.
Как будто я не выучила его наизусть еще в прошлой жизни.
***
Мама звонит, когда я заканчиваю смену и переобуваюсь из жутких туфель в удобные кроссовки. Мы с ней общаемся редко, но чаще, чем с отцом в миллион раз. Его я до сих пор не смогла простить за то, как он поступил со мной три года назад.
Перед тем, как я ушла из дома, мы с отцом наговорили друг другу кучу гадостей. Обвинили во всех грехах. С того дня отец заблокировал все мои карты и пообещал, что через полгода я приползу к нему на коленях и буду умолять о прощении.
Не приползла.
Я общалась только с мамой. Та пыталась сохранять нейтралитет, не ругала меня, но и отца не осуждала — наоборот просила понять и простить за возможную грубость.
