Читать онлайн Жанна Тин - Опасная девочка для Волка

- Юля, вставай.

Неприятный толчок в плечо прерывает мой сладкий сон, и я с неудовольствием щурю глаза. Как же сильно я не выспалась! Полночи провозилась на жестком тонком матрасе. Мама мне его кинула на пол, когда братик заболел и потребовалось уступить ему свою кровать.

- Уже утро? – зеваю.

- Опоздаешь! – назидательно говорит мама, и грозит пальцем.

Она, в домашнем застиранном халате и рваных тапочках стоит и мерзнет, обняв себя дрожащими руками. Наверное, опять не спала полночи и ухаживала за Женей – моим заболевшим братом. Но мама гордая и не признается.

- Еще семь утра, - говорю я, неохотно поднимаясь с пола.

Так повелось в семье еще когда родился Женя. Я, как старшая дочь, которую не очень жалко, сплю на кухне, Ника – с мамой, а Женя в отдельной комнате. Во-первых, он мальчик, во-вторых очень болезненный ребенок. Обычно такие малыши в наших трущобах долго не живут, но какая-то чудесная сила свыше улыбнулась нам.

Или дело не в силе свыше, а в нашем с мамой и Вероникой специфичном заработке.

- Ну я и говорю! Опоздаешь, бестолочь! – мама хмурится и сердится, морщинки на ее лбу становятся резче. – На площади не ходи, на вокзале отирайся. Там много богатеев разных приезжает. Я же тебе рассказывала, как слепые зоны камер находить?

У меня в груди немеет, я сдавленно сглатываю и быстро киваю, чтобы не разочаровать маму. Иначе она и ударить может сгоряча. Веронику пока еще щадит, а мне, бывает, и достается. Я низкорослая, худая, бледная, из-за плохого питания, но пока вроде могу быстро бегать. После того, как мама получила инвалидность из-за болезни ног, работать у нее не получается. Только заниматься хозяйством.

Поэтому нам с Вероникой пришлось идти зарабатывать деньги.

Мне девятнадцать, сестре тринадцать, и дело, с которым мы связались, тот еще отстой. Приходится умело красть кошельки из карманов богатых зазевавшихся туристов. Благо, живем мы в большом городе, к нам часто приезжают беззаботные иностранцы. А вот в нашем районе существовать дорого, особенно бедным людям вроде нас.

Глазу постороннего человека, не обывателя, не видны все эти банды, которые захлестнули бедные районы и диктуют нам свои законы. Сразу вычислили всех воров – и карманников, и домушников, и требуют десять процентов с каждого, независимо от пола и возраста. Нам с сестренкой еще удалось не попадаться, и я считаю это чудом.

Но лучше бы то чудо вернуло Женьке возможность ходить и позволило бы маме обходиться без трости!

- Мам, а завтрак…

- На тебя еды не осталось! – рявкает мама. Потом выдыхает и добавляет тише: - на меня тоже. Все младшим отдала. Пустой холодильник. Все, иди давай, потом поговорим. Никушка пойдет днем на дело, когда народу побольше будет.

Вот так. Ника – любимая дочь, хоть и орет на мать благими матами – и это в ее-то тринадцать лет, и денег меньше приносит. Шляется где-то с кем-то вместо заработка. И все равно мама боится, что ее поймают из-за неопытности. Хотя надо признать – больше она тревожится за Женьку. Пойманная совершеннолетняя дочь будет отвечать за себя сама, а вот если Нику схватят за шиворот, то такой скандал поднимется…

Еще и Женьку отобрать могут.

Выдохнув, я натягиваю джинсы и свитер, понимаю, что успела замерзнуть. Но чай и кофе закончились еще позавчера, может найду в карманах денег на стаканчик горячего напитка и беляш. Но это бессмысленные мечты. На метро бы хватило…

Вместо теплого зимнего пальто кутаюсь в куцую курточку на рыбьем меху, как говорила моя покойная бабушка. Кроссовки давно порвались, но я как-нибудь справлюсь. Благо носки целые. Я провожу в центре города целый день, с утра и до вечера, вытаскивая кошельки из сумок и карманов, и каждый день рискую попасться бандитам, полиции, заболеть, стать избитой ограбленными людьми.

Самое страшное – нарваться на людей Волка, захватившего весь центр своей бандой. Проблема в том, что я не знаю, как он выглядит.

Закрываю дверь, закрываю глаза и мысленно желаю себе удачи. Обычно перед важным делом молятся, но молитвы воровки для Бога? Смешно. Выскочив из подъезда, неуверенно оглядываюсь на дом и чувствую, как слезятся глаза.

Ну все. Хватит бояться. Пора идти.

***

На большом вокзале не протолкнуться. Я ловко проскальзываю мимо охраны, пока те проверяют чехол чьей-то гитары, и мигом теряюсь в толпе. В последнее время люди чаще носят в бумажниках карты, а не наличку, но иногда мне везет. Вот, в прошлом месяце украла столько, что смогли оплатить Жене хорошие лекарства. Это было что-то вроде подарка на Новый год, надеюсь, в январе повезет тоже.

- Эй, малая! – слышу за спиной.

Оглядываюсь. Поблизости ни одной девушки или девочки, только встревоженные пенсионеры бегут куда-то, и несколько солдат в зимней форме. Нерешительно оглядываюсь и вижу мужчину – высокого, плечистого, в вязаной шапке, прикрывающей коротко стриженые волосы. Взгляд надменный, холодный, но на губах играет улыбка.

- Это вы мне?

Закатывает глаза – видно, что недоволен.

- Нет, вон тому пуделю. Сюда подойди.

Немного поколебавшись, делаю шаг навстречу. Потом еще два. Достаточно, чтобы поговорить о погоде или об уходящих поездах, и разойтись.

- Да не бойся, не съем, малая. Сколько времени?

- Без пяти восемь! – пищу я, косясь на вокзальные часы.

- Вот, спасибо, - он кивает и пренебрежительно машет рукой. – А то этот ваш хлам вокзальный отстает что ли. А смартфон разрядился.

Несмело улыбаюсь. Искренне надеюсь на то, что он меня сейчас отпустит, но он всматривается в мое лицо и задумчиво хмурится. Потом отворачивается, смотрит на электронное табло, а я в это время тихонько извлекаю из его оттопыренного кармана пухлый бумажник. Вот, где по-настоящему есть деньги, не то что пластик… Завожу руку за спину, чтобы кинуть находку в свою объемную сумку.

А потом его зовут.

- Даня, у нас проблема! Нужно твое мнение.

- Пока, малая, - он машет рукой и поворачивается в направлении зовущих, очевидно сразу забыв о моем существовании.

Мне дела до этого нет.

Я отворачиваюсь и очень быстро ухожу.

Нет, я убегаю, протискиваясь через толпу недовольных туристов и пожилых людей.

Мой «рабочий» день сегодня был очень коротким.

Но только выбираюсь с вокзала и за спиной закрываются стеклянные двери, вслед несется гневное и злое:

- Эй, коза, а ну стоять!

Ускоряю шаг, перехожу на бег.

Меня просто колотит от страха. Никогда раньше не попадалась! Ни разу никто не замечал пропавших денег, хоть первое время было очень страшно, что засветилась на камерах наблюдения. И вот как же нелепо получилось! Но нет времени думать, надо делать. Бежать!

На улице немного людей, зато гололед. Мчусь по сугробу, набирая полные кроссовки обжигающе ледяной воды, ругаюсь сквозь зубы. Криков больше не слышно, никто не орет мне вслед матом, приказывая остановиться, и ментовских сирен тоже нет. Но я продолжаю мчаться, пока не останавливаюсь возле метро.

По щекам и шее ползет пот, сердце колотится, лицо разгоряченное, а каждый вдох отдается резкой болью в горле. Затравленно оглядываюсь. Все спешат по своим делам, и никто даже отдаленно не похож на ограбленного мной человека.

Утром купила две поездки – отлично. Не буду торчать у кассы, меньше риск попасться.

Влетаю в полупустой вагон, падаю на сидение и закрываю глаза, все еще никак не в силах поверить, что оторвалась от погони.

Да и была ли погоня?

Как он так быстро отстал?

Наверное, денег у него очень много, раз упустил этот бумажник, в который я, кстати, пока боюсь заглядывать. Он перекатывается из угла в угол моей старой сумки, где кроме ключей и кошелька с мелочью ничего больше нет. Сердце сладко поет от осознания того, как сейчас мы все разбогатеем, и сумеем вылечить Женю, и маме я помогу…

Но когда я выхожу из вагона, постоянно кажется, что вслед мне кто-то смотрит. Неотрывно и зло. Глупо это, конечно. Кому интересна бедная девчонка? В голову начинают лезть мысли, что по всему городу расставлены его люди, и что пока я ехала в метро, он их всех обзвонил и описал мою внешность.

Ведь видел же… Запомнил, наверное…

На подходе к дому я приободряюсь.

Двум смертям не бывать, одной не миновать, а вообще-то если меня схватят сейчас, я просто отдам им деньги и все. Но меня никто не поджидает ни во дворе, ни в подъезде, ни около двери в квартиру. Значит, все нормально.

- Привет, мамулик! – на меня накатывает вдруг эйфория, и я радостно влетаю в квартиру, отперев дверь своим ключом.

Мама как раз в это время несет стопку высушенного белья из ванной в комнату. Вздрагивает. Руки у нее мокрые, лицо злое и заплаканное.

- Чего так рано?

- Уже заработала! – восклицаю, и скидываю кроссовки, насквозь сырые и грязные. – Сегодня повезло.

- Ну раздевайся, проходи. Посмотрим, что ты там заработала.

Было время, когда мне было пятнадцать, она запрещала мне возвращаться домой без десяти тысяч рублей. Теперь мне пришлось бросить гуманитарный колледж, чтобы помогать ей заботиться о Жене, и ситуация стала чуть лучше. Нужно было принести домой хоть что-нибудь, лишь бы не с пустыми руками вернуться.

С удовольствием сунув ноги в тапки, я скидываю куртку и прижимаю драгоценную сумку к груди. Прохожу в кухню. Там уже меня ждет мама, а на плите греется чайник.

- Как Женя?

- Проснулся, поел. Сейчас книжку читает… - туманно отвечает мать, и отводит глаза. – Ничего нового. Ладно, показывай.

Сев спиной к окну, я с замиранием сердца достаю из сумки кошелек. Открываю и радостно вскрикиваю. Деньги! В основном зеленые и красные купюры. Рубли и доллары в разных отделениях. Протягиваю бумажник маме, ожидая, что она обрадуется и начнет меня благодарить и целовать в обе щеки.

Но мама смотрит на кошелек, как на скользкого ужа. Даже не дотрагивается до него.

- Юль, ты дура?

- Чего?..

Она вдруг с силой хлопает ладонью по липкому столу, и я вздрагиваю от неожиданности.

- Я тебя как учила воровать? Понемногу! Из нескольких карманов!

- Да я так и делала, сегодня вот повезло…

- Повезло ей! Да ты хоть понимаешь, дура, что влиятельного человека грабанула?! – она уже не говорит, а орет. – Нас теперь на счетчик поставят, дрянь ты тупая!

- Да я нашла этот кошелек! – ору я ей в ответ, что приходит первым в голову. – Сама ничего не делаешь, только указания даешь ценные!

- Это я ничего не делаю? Стираю, убираю, готовлю на всех вас – значит ничего?!

- В доме жрать нечего, мама! – я перегибаюсь через стол, больше не в силах слушать ее наезды. – Банально чая нет, воду пьем! Кто тут тупой еще!

На материнском лице проступают разные чувства, одни за другими, и очень скоро ее лицо сменяет гневное выражение на спокойствие и задумчивость. Всегда бы так… Жаль, что я не могу успокоиться, меня просто трясет.

- Вся в отца пошла, Юлька, - охает она, и наконец берет кошелек. – Ну, валюты тут немного, мы ее отложим. Потом, если что… - мать не договаривает, прислушивается к звенящей тишине. – Показалось, что Вероника в дверь стучится.

Про своего отца я ничего не знаю. На все мои вопросы в детстве мама равнодушно кидала: «Вор он…» и на этом разговор заканчивался. Но сейчас я вспоминаю эти реплики, с трудом пытаюсь не усмехнуться. Действительно – вся в отца пошла.

- Я схожу за продуктами, - протягиваю руку за купюрами.

Мать больно шлепает по ладони. Морщусь, отодвигаюсь, на глаза выступают слезы.