- Убери свои щупальца
обгрызенные, не на паперти стоишь. Сама схожу, хоть свет белый увижу! А ты
белье разложи и приберись у Никуси. Деньги спрячу получше.
Киваю, кусаю губы, чтобы сдержать
слезы. Хотя так и хочется наговорить маме тех же гадостей, но язык не
поворачивается. Помню, как она мне маленькой отдавала всю свою еду, когда у нас
почти не было денег, и даже коммуналку было нечем оплатить. Перешивала одежду,
чтобы было, в чем пойти в первый класс, хотя сама тогда забеременела Никой.
Так что грубость ее пережить
можно.
Мама деньги всегда прячет так
хорошо, что даже нарочно не найдешь. Ника однажды пыталась отыскать себе пару
тысяч на наушники, но потерпела огромную неудачу. Поэтому тут даже пытаться
вникнуть бесполезно.
Снаружи хлопает дверь, в замке
поворачивается ключ.
Я начинаю раскладывать белье, и
сама не замечаю, как согреваюсь, прихожу в себя. Подбираю в прихожей кроссовки,
ставлю на горячую батарею, вешаю куртку.
А потом в дверь звонят.
Резко, громко, и противно.
На ватных ногах бреду к нашей
хлипкой двери.
Открываю очень медленно, надеясь,
если что, захлопнуть в последний момент, как это делают в кино, навалиться на
этот жалкий кусок фанеры и громко щелкнуть тяжелой задвижкой. Понимаю, что не
получится. Если по мою душу придет огромный шкаф, то голыми руками выломает
дверь и оторвет эту задвижку.
Пока я так отстраненно думаю,
меня несильно отталкивают в сторону.
- Чего возишься, Юль? Привет!
Моя веселая младшая сестричка
вваливается в квартиру.
Мы с ней сводные, а вот Женька,
мне, кажется, родной. Мама что-то упоминала на эту тему, но тогда я не
прислушалась, а потом забыла уточнить. Всего у нее было двое мужчин, но
подробно она не любила рассказывать. А потом и вовсе озлобилась, и стала
вспоминать обо мне, когда ей что-то нужно.
- Привет, - растерянно выдавливаю.
Вероника кидает в разные стороны
чисто вымытой прихожей кроссовки, кидает куртку в угол и вприпрыжку идет в их с
мамой комнату. Я растерянно шагаю за ней. Не знаю, зачем.
- Тебе чего, систер? – выдувает
из жевательной резинки огромный пузырь, вопросительно смотрит на меня. Повадки
наглые, а взгляд детский. – Мама где?
- Ушла в магазин. А почему ты не
в школе?
- А что там делать? Скукота! –
мелкая сбрасывает с подоконника Женины игрушки и садится на него, болтает
ногами. – Представляешь, около нашего дома две полицейские машины и три
иномарки.
Внутри у меня что-то екает.
- Тебя никто ни о чем не
спрашивал?
- Нет. А что случилось-то?
Пока я лихорадочно размышляю,
сказать или нет, в прихожей слышатся короткий скрип открывающейся двери и
щелчок замка. В этот раз уже не страшно – по шагам понятно, что пришла мать. Но
слова сестры не дают мне покоя.
- Кто дверь опять не запер? –
злится мать. – Не дети, а стадо свиней на мою голову. Вещи валяются! Юля,
почему за сестрой не следишь?!
При последних словах она
заглядывает в комнату и зло смотрит на меня. Я же пожимаю плечами.
- Потому что ей уже тринадцать
лет?
Мать недовольно кривится.
- Иди в кухню, помоги продукты
разобрать. Никушка, душа моя, скажи, Женечка еще не проснулся?
- Без понятия, - равнодушно отвечает
сестра.
- А почему ты не в школе?
Разворачиваюсь, выхожу из
комнаты. Знаю, что сейчас начнется, и мне не очень хочется на это смотреть. Тем
не менее, как только закрываю дверь и делаю первые шаги в сторону кухни, как
мать начинает визжать и орать на нашу злостную прогульщицу. Вздыхаю. Жаль,
конечно, что Ника растет, как сорняк. Пока ее еще тянут за уши из класса в
класс, но после девятого едва ли оставят.
