Сам же Индрек в настоящее время с аппетитом поглощал собственноручно пожаренную яичницу с помидорами и ветчиной, и, по всем признакам, считал наглое вторжение на территорию моей частной собственности полностью оправданным. Во всяком случае, ел он спокойно и неторопливо, тщательно пережевывая каждый кусок и со звоном орудуя столовыми приборами, как если этот обед был для него всего лишь будничным приемом пищи. Впрочем, некоторые отголоски тревожной настороженности я всё-таки заметила: блеклые, невыразительные глаза Индрека периодически темнели на пару оттенков, и из светло- голубых превращались в грязно-серые, цвета затянутого мрачными тучами небосвода. Не знаю, что за разновидность контактных линз он использовал, но мне упорно казалось, что эти хамелеоновские метаморфозы помимо яркости освещения также зависели от текущего состояния эмоционального фона носителя, и, если судить по глазам Индрека, то этот фон отличался исключительно высоким уровнем нестабильности.
В «домашней обстановке» Индрек выглядел другим человеком, но я прекрасно сознавала, что все кардинальные расхождения с привычным обликом носят сугубо внешний характер. Внутреннее содержание со стопроцентной вероятностью не претерпело ни малейших изменений, а длинные волосы и обманчиво расслабленная поза навряд ли были способны ввести меня в заблуждение, особенно после того, как Индрек потянулся за ножом, чтобы отрезать еще хлеба, и я непроизвольно содрогнулась, вспомнив холодное острие, еще недавно вплотную упиравшееся мне в бок. На первый взгляд, мой незваный гость объективно не обладал выдающимися физическими данными: никаких бугрящихся под простой черной футболкой мышц, мощного богатырского торса и бычьей шеи, да и рост у него был весьма среднестатистический, если уж на то пошло. Но вот только каждое движение Индрека больше напоминало молниеносный бросок, а его жилистое, подтянутое тело идеально вписывалось в образ тренированного бойца, наделенного не только грубой животной силой, но и природной гибкостью вкупе с безукоризненной реакций, многократно отточенной до автоматизма. Казалось, Творец не просто пожалел на Индрека красок, а намеренно наделил его совершенно безликими чертами, чтобы те надолго не задерживались в памяти. Правда цель Создателя была мне до сих пор не ясна, однако, не зря же выражение о «неисповедимых господних путях» уже столько лет подряд не теряло актуальности.
Одноразовую пластиковую посуду, приобретенную в комплекте с продуктами, Индрек сложил в пакет, завязал полиэтиленовое вместилище мусора тугим узлом, и удобно откинулся на спинку стула. Стул протяжно заскрипел, будто на него умостился здоровенный бугай весом в полтора центнера – видимо, расшатался от старости, он ведь еще моим родителям верой и правдой столько лет служил, а с учетом моего удручающего финансового положения, будет теперь и дальше стоять у меня на кухне, пока не развалится на части. Индрек резко выпрямился, заставив многострадальный стул издать целую серию душераздирающих завываний, и неожиданно поинтересовался:
– Почему ты ничего не ела? Сейчас мы с тобой уйдем из дома, и вернемся обратно в лучшем случае поздно вечером. Предупреждаю сразу, твои жалобы на голод и холод, я даже выслушивать не буду. Я предоставил тебе достаточно времени, чтобы поесть и переодеться, но ты потратила его в холостую. Имей в виду, балласт мне не нужен. Если ты собираешься ковылять за мной на шпильках и капризным голоском требовать немедленно отвести тебя в ресторан, я буду вынужден задуматься, а настолько ли мне важно твое содействие.
