После обеда, когда все собрались в гостиной, Эрнест Уодлоу подвел свою невестку к дивану, стоявшему в некотором удалении от камина, возле которого расположилась остальная компания. Рейчел меньше всего хотелось беседовать с Эрнестом с глазу на глаз, но за двадцать пять лет его брака с Мейбел она поняла: с этим человеком бесполезно спорить. Нервный и суетливый, он был совершенно непреклонен в своих решениях. Поэтому она внутренне подобралась, надеясь на короткий разговор. Однако ее надежды не оправдались. Эрнест сел, поправил пенсне, кашлянул, отпустил замечание насчет холодной погоды, а затем поинтересовался, что она делала в Лондоне – ходила по магазинам?
– Нет, – ответила Рейчел, откинувшись на спинку дивана и ожидая дальнейших расспросов.
– В такой морозный день не слишком приятно ходить по магазинам, – выдал мистер Уодлоу.
Этот низкорослый мужчина тщательно следил за своим гардеробом, но почему-то носил чересчур свободные воротнички, выставляя на всеобщее обозрение непомерно большой кадык. У Эрнеста были такие же близко посаженные глазки, как у его сына и дочери, однако волосы и озабоченно опущенные усики имели темный оттенок.
– Но я не ходила по магазинам, – сказала Рейчел.
Эрнест Уодлоу снял пенсне и начал старательно протирать стекла.
– А, понимаю – бизнес, – изрек он. – Столько забот на твоих хрупких плечах! И ты отлично со всем справляешься. Однако ты не должна слишком усердствовать… это вредно для здоровья. – Он водрузил пенсне на нос и сочувственно посмотрел на невестку. – У тебя очень усталый вид.
Рейчел улыбнулась:
– Спасибо, Эрнест. Когда мужчина говорит женщине такие слова, на самом деле это означает, что она плохо выглядит.
Мистер Уодлоу удивленно вскинулся.
– Что за глупости, милая Рейчел! Я вовсе не это имел в виду. Знаешь, Мейбел за тебя так волнуется!
– Совершенно напрасно.
– Может быть, но она просто места себе не находит. А ведь ей ни в коем случае нельзя волноваться. Не далее как сегодня днем у нее случился страшный приступ учащенного сердцебиения. Она сказала мне: «Рейчел слишком усердствует, – я цитирую ее слова, – если она не позаботится о себе, у нее будет нервное расстройство». Я ответил: «Дорогая, ты прекрасно знаешь… – опять передаю дословно, – так вот, ты прекрасно знаешь, и твоя сестра Рейчел тоже, что она в любой момент может снять с себя тяжкое бремя ответственности, потому как я с превеликой радостью – да-да, именно так я и сказал, – окажу ей любую посильную помощь».
– Не сомневаюсь в этом, – вставила мисс Трехерн.
Мистер Уодлоу поправил пенсне. Кадык дернулся.
– «Однако, – сказал я далее, – я не привык лезть со своей помощью или… со своими советами, если меня не просят или когда обстоятельства могут спровоцировать резкий отказ».
Рейчел нетерпеливо дернулась.
– И пока вы так разговаривали, Мейбел страдала от учащенного сердцебиения?
Эрнест Уодлоу уставился на нее – без обиды, но с легким недоумением.
– Нет, оно началось у нее сразу после этого разговора.
Рейчел улыбнулась. Она не любила зятя, но вот уже семнадцать лет скрывала ото всех свою неприязнь.
– Мой дорогой Эрнест, не надо попусту тратить время. Да, сегодня я устала, но чувствую себя отлично. Поэтому пусть Мейбел успокоит свое сердцебиение. Большое спасибо за доброту и заботу, но я не нуждаюсь в твоей помощи. Если это все, что ты хотел мне сказать…
Нет, это было явно не все. Эрнест еще не добился своей цели и упорно буравил Рейчел глазами сквозь мерцающие стекла вечно перекошенного пенсне.
