– Не уходи, Рейчел. Нас очень беспокоит… даже, можно сказать, тревожит поведение Мориса. Он сообщил своей маме и мне, что собирается вступить в коммунистическую партию. А еще он хочет на год уехать в Россию.
– Что ж, пусть едет. Возможно, это его излечит.
– Мейбел в полном расстройстве. Она слышала, там отвратительные санитарные условия, даже в Москве и Ленинграде.
– Не понимаю, при чем здесь я, Эрнест.
Мистер Уодлоу заерзал на диване. Его кадык ходил ходуном.
– Если бы ты помогла ему вступить в… то общество, идеями которого он так загорелся…
– Ты имеешь в виду Коммуну равных возможностей?
– Ну да. Мейбел полагает, таким образом мы сумеем удержать его в Англии.
На языке у мисс Трехерн крутился вопрос: «А с чего вы все взяли, будто я горю желанием удержать Мориса в Англии?» Но она промолчала (сказалась многолетняя практика) и лишь заметила:
– Я вовсе не собираюсь проталкивать его в эту идиотскую коммуну.
Мистер Уодлоу беспомощно развел руками.
– Молодежь всегда ударяется в крайности. Со временем Морис образумится.
– Надеюсь.
В голосе Эрнеста Уодлоу послышалась искренняя тревога:
– Но если он уедет в Россию… Рейчел, этого нельзя допустить!
– Может быть, он не уедет.
– Уедет, если здесь его не возьмут в коммуну. Он уже не хочет быть адвокатом и бросил учебу. Он говорит, что юридическая система в нашей стране изжила себя и ее необходимо ликвидировать. Бедная Мейбел так за него переживает! Но если у него будет пять тысяч фунтов, которые он сможет вложить в коммуну…
Щеки мисс Трехерн порозовели от гнева.
– Пять тысяч фунтов? Ты с ума сошел, Эрнест?
В этот момент сзади подошла Мейбел Уодлоу. Она облокотилась на спинку дивана, вторгнувшись между ними, и произнесла тихим, но на удивление энергичным голосом:
– Ну пожалуйста, Рейчел! Для тебя это сущий пустяк, а мой мальчик останется дома!
Рейчел Трехерн встала.
– Даже не обсуждается! Я никогда в жизни не дам деньги на подобную ересь.
Голос Мейбел задрожал.
– Ох, Рейчел… как это жестоко… мой мальчик… твой родной племянник! И потом… эти деньги… ведь он все равно когда-нибудь их получит.
Огонек гнева, загоревшийся в душе Рейчел Трехерн, превратился в бушующее пламя.
– Ты имеешь в виду, после моей смерти, – нарочито размеренно произнесла она. – Но кто тебе сказал, что, если я завтра умру, Морис получит пять тысяч фунтов или хотя бы пять тысяч пенсов?
В другом конце комнаты кто-то включил радио. Оттуда доносились смех и гул голосов. Взглянув на Мейбел и Эрнеста, Рейчел подумала: «В черновике завещания я отписала ему десять тысяч… И они это знают».
Их лица изменились. Эрнест резко вскочил, а Мейбел со слезами на глазах подалась чуть вперед, ухватившись руками за мягкую спинку дивана. На душе у Рейчел заскребли кошки.
– И пожалуйста, давайте больше никогда не будем об этом говорить, – очень тихо сказала она, затем отвернулась и направилась к группе у камина.
Они расступились, давая ей место. Ричард подвинул кресло. Когда она проходила мимо Кэролайн, девушка схватила ее руку и приложила к своей щеке.
– Ох, милая, ты до сих пор холодная!
– Только руки, – пробормотала Рейчел Трехерн, откинулась в кресле и заслонила от огня пылающее лицо.
– О чем с тобой говорили родители? – полюбопытствовала Черри.
Рейчел покосилась на Эрнеста и Мейбел, которые продолжали что-то обсуждать в дальнем конце гостиной. Злость развязала ей язык, и она, к своему удивлению, выпалила:
