– Главное – чего-то хотеть. А то если ничего не хочется, это грустняк.
– Не грустняк, а старость.
– Да ладно тебе, какие мы старые! Нам еще даже не тридцать, самый нормальный возраст. Можно всякое, – он игриво подмигнул.
– Например?
– Ну, я не знаю, что тебе хочется.
– Да мало ли чего мне хочется, да не всё можно, – буркнула я.
– Это другой вопрос. Иногда стоит только захотеть, и всё будет. Женщина захочет, мужчина постарается. Многое же именно от женщины зависит, вы просто недооцениваете свое влияние.
– Батюшки, какие речи! Философские прям. Ты ли это, Перов?
– Хорош смеяться. Все люди меняются. Может, я тоже изменился?
– Может, не спорю. Я рада, если так. Люди должны меняться, развиваться, жизнь ведь тоже не стоит на месте.
– Вот именно. Ты когда-нибудь думала в юности, что мы столько лет спустя будем сидеть в Домодедово и кофе пить?
– Нет, конечно. Я тогда думала о другом.
– О чем же?
– Сейчас даже вспоминать смешно, – улыбнулась я своим давним желаниям.
– Расскажи!
– Я хотела замуж за тебя. Я по своей наивности думала, что ты в меня влюбишься, мы поженимся и будем вместе до гробовой доски. Смешно же!
– Это не смешно. Нормальное такое желание. А я дурак, все профукал. Теперь жалею.
– Жалеешь? Разве ты не счастлив?
– Вроде бы счастлив. Дело не в этом. Через время понимаешь, что такое чувство, ощущения такие, как в юности, никогда не повторятся, и что-то ёкает в сердце. Ты мне нравилась. Ты и сейчас мне нравишься. Но уже не так, а по-взрослому.
– Как это, по-взрослому?
Я слушала тебя и не верила своим ушам. Ну не странно ли? Такие нежданные признания в аэропорту – разве возможно загадать такое? Страшно сказать какое-то слово, которое покажется лишним, неуместным, неверным. И хочется запомнить навсегда. И куда бы не уехал, где бы и с кем бы не жил – сохранить в себе частичку этих простых и чистых слов.
– Как? Ну, вот в юности на многое не обращаешь внимания, тебе неважно это. Какая форма ушей, какая улыбка, походка, фигура, как человек говорит, в каком месте начинает шутить и смеяться. Запоминается весь образ целиком и ощущение. А в зрелом возрасте ты воспринимаешь человека по отдельным деталям, оцениваешь их, и уже по этому делаешь вывод, нравится тебе человек или нет.
– Чувствую себя каким-то часовым механизмом или паззлом… Странно думать, что тебя оценивают по какой-то составной части.
– Ты прекрасный такой механизм… Сложный, да, плохо еще изученный, но точно прекрасный.
– Можно, я промолчу? Ты такие вещи говоришь, что я боюсь отвечать, вдруг скажу что-то не то и навеки тебя потеряю.
– Ты никогда меня не потеряешь, Ириш. Не по моей вине и не по моей воле, по крайней мере. Только если вдруг ты не захочешь со мной общаться.
– С чего бы мне не хотеть с тобой общаться? У меня нет к тебе личных счётов.
– Ну, мало ли. Если будем общаться, вдруг муж решит, что ты ему изменяешь со мной.
Сергей испытывающее взглянул мне в глаза, слово хотел проверить эту возможность.
Я усмехнулась:
– Не решит. Он о тебе не знает.
– Вообще ничего?
– Вообще ничего. Я еще жить хочу!
Он рассмеялся, верно истолковав мою фразу.
– Моя жена тоже про тебя не знает.
– А что так?
– Я тоже жить хочу!
Мы оба расхохотались, довольные тем фактом, что являемся тайной друг друга.
Это грело, словно солнце весной. И совсем не хотелось вставать, куда-то идти и отпускать друга в ту жизнь, где нас друг у друга нет.
Сергей. 29.
