- Дерек и мать сейчас ожидают суда Велинграсса, - голос звучит глухо, отстранённо, - мне дали разрешение доучиться. Они поставили мне метку, Чез. Дерека и мать после падения Ваалхара предал тот, кому они доверяли. Я хочу его смерти.
- Может, раз в жизни назовешь отца именно "отец", а не по имени? Уверен, вы можете забыть семейные распри в такой сложный момент, - любопытствует всезнающий Манчини.
- Он не заслуживает называться «отцом». Для меня он - Дерек.
От усталости сводит ноги и я, тяжело поднявшись, возвращаюсь в комнату. Эмоциональный вакуум вот уже восемь лет. Когда казнили отца и мать, я не испытывал ничего кроме всеобъемлющей боли, расползающейся по глубинам души, заполняя каждую частицу чернотой. Но боль отступила слишком стремительно, будто её и не было вовсе. И с тех пор...
Чертов эмоциональный вакуум. Вначале это было почти хорошо. Я ничего не чувствовал, будто все чувства разом отключили. Разверзшаяся бездна внутри постепенно заполнялась ненавистью и желанием уничтожить Эдвина также, как он уничтожил мою жизнь.
Я был бы счастлив, как безумец, ощутить хоть каплю ядовитой, расплавляющей плоть и душу боли. Но теперь даже не был уверен в том, что у меня есть она ... Эта эфемерная душа.
Настойчивый и громкий стук в деревянную дверь спальни моментально возвращает из тягостных раздумий в пасмурную реальность. Сгусток сырой энергии рассеивается, утекая сквозь пальцы, как и время...
Черт, да где уже этот необходимый просвет?!
Перевожу напряжённый взгляд на настенные часы, показывающие семь утра. Стрелки передвигаются слишком громко, разгоняя пресловутую тишину раздражающим тиканьем, что слышится как удары гонга.
- Входи, Чез, - знаю, что это именно он. Направив частицу энергии, с лёгкостью поворачиваю замок на двери. Щелчок.
Решаю не вставать с кровати, а лишь закидываю руки под голову, принимая удобную позу.
- Прохлаждаешься, значит, пока Чезаре тут надрывается в поисках выхода для своего дорогого друга, - Манчини проходит в мою опочивальню и кидает на меня саркастический взгляд.
Следом по пятам появляется и Лоис, сверкая пепельной макушкой и своей беззаботной фирменной улыбкой во все тридцать два. Оба вырядились в теплые пальто и куртку, Лоис даже замотал шею колючим ярко-синим шарфом грубой вязки.
- Как-то по-гейски выглядишь, - швыряю в сторону светловолосого крохотный сгусток темной энергии. - Чез, а ты ещё комнату с ним делишь на двоих, не опасаешься к нему спиной поворачиваться?
- Ничего ты не понимаешь в моде, - фыркает Лоис, с лёгкостью отбивая подачу защитными чарами, и клочок черной силы оседает на пол, рассеиваясь. Блондин тут же добавляет приторным голосом. - И в моем вкусе только ты, сладенький.
Посылаю Алоису убийственный взгляд, но этот говнюк, поиграв бровями, рассыпается в задорном смехе. Итальянец закатывает глаза и, одернув полы распахнутого пальто, опирается плечом о стену возле моей кровати:
- Оставь Лоиса, у него и так жизнь нелёгкая, пускай хоть в шмотках радость будет. Ты ещё не оставил поиски Эдвина?
- Да я грёбаный ветеран поисков, - провожу ладонью по лицу, на мгновение прикрывая глаза, и, спустив босые ноги на жёсткий ворс ковра, разминаю шею.
Зная Чезаре, он не просто так вломился ко мне в семь утра, полностью одетый и ведёт диалог о поисках.
- Расслабься, Кай, у меня для тебя подарок в честь грядущей Хануки.
- Она через месяц.
