Щеки ее рдели густым, горячим румянцем юности. Серые с легкой голубизной глаза её смотрели прямо, распахнув тонкие ресницы, по всей видимости, она исполняла обязанности секретаря, и видно было, что в ясной глубине их искрится радость счастья – чистая в своем бескорыстии.
Она присела за стол. Штабс-капитан Мокеев обратился к ней:
– Скажите, Городской голова не занят?
Катя, с улыбкой смущения смотрела на Игоря Мокеева.
– У него посетитель, но Василий Яковлевич скоро освободится. Подождите, пожалуйста.
Штабс-капитан, покачав головой, и сказал:
– К сожалению. У меня времени в обрез. Зайду позже.
И вдруг спросил:
– Скажите, а мы с Вами не знакомы? Не учились ли Вы в женской гимназии?
– Да училась.
– Меня звать Игорь. А Вас?
– Екатерина.
– Как у вас со временем? Я хотел бы Вам предложить встретиться и, так сказать, вспомнить старую жизнь. Екатерина, смущенно улыбаясь, чувствуя, что на неё смотрит в упор молодой человек, ответила:
– Я не против. Только после работы. Я вспомнила Вас, Вы сын Василия Яковлевича. Вы тогда учились в реальном училище. А потом уехали и поступили в военное училище. И пытались ухаживать за мной.
– Так точно. Потом война. Вот только что вернулся. Я рад, что вы откликнулись на моё предложение. Сказано сделано. Приглашаю Вас к нам домой, тогда когда вам будет удобно. Вы мне сами скажете. Я ещё к вам зайду. Честь имею. – Он откланялся.
Екатерина вспомнила Игоря. Она помнила, какая жизнь была в Шадринске несколько лет назад, и о том, что приедет ли к Рождеству Игорь, и еще о том, успеет ли мама, заказать ей новое синее платье у портнихи.
Вышел Городской голова и сказал:
– Катя, зайди к нам, и скажи Анне Ивановне, что я на станцию поехал. Может, сына успею увидеть. Пусть домашние готовятся встречать гостей. Шутка ли, сам генерал приедет!
– Василий Яковлевич, а Ваш сын был здесь. Он сказал, что позже зайдёт.
– Спасибо, Катя.
Катя побежала по улице и скоро оказалась около дома Мокеевых.
– Анна Ивановна, – сказала Маша, запыхавшись от бега, – я от Василия Яковлевича. Он просил передать, что уехал на станцию. И просил передать, чтобы готовились, генерал скоро приедет.
Анна Ивановна предложила Кате чая. Она не отказалась. Катя нравилась Анне Ивановне.
– Вот бы нашему сыну жену такую. Катя была в том настроении, когда хочется сделать всем что-нибудь приятное, сказать ласковое слово, когда все люди кажутся хорошими. И ей особенно хотелось услужить Анне Ивановне. Она предложила Анне Ивановне накрыть стол. Анна Ивановна сказала, обращаясь к ней:
– С большим удовольствием. Сердце у тебя доброе, спасибо. Скажи, Катя. А ты нашего Игоря помнишь?
– Да, Анна Ивановна, я сегодня его видела. Он предложил мне встретиться и вспомнить молодые годы.
– Игорь – хороший парень. Такой, до гроба любить будет. Выходи за него.
– Ну, что вы, Анна Ивановна! – воскликнула смущенная и, счастливая Катя.
– Так сразу. Надо подумать. А вдруг я ему не глянулась.
– У меня как у матери одно в голове: надо Игорю жениться. Внуков хочется… А больше ничего не надо.
С порывами ветра доносился далекий перезвон колокольчиков и бубенцов; Это ехали гости. Катя вглядывался в даль, освещенную яркими солнечными лучами, а на улице было безлюдно, а колокольчики все звенели и на разные голоса вторили им медные бубенцы.
Катя часто бывала в этом доме, и ей нравились просторные комнаты с широкими окнами и высокими потолками, стены из тесаных сосновых бревен, издающими смолистый запах. Нравилась ей и какая-то особенна чистота вокруг: полы блестели, на столе сверкала белизной скатерть, на окнах висели снежно – белые занавески. Чистота была Богом Анны Ивановны. Она проверяла, тщательно ли, вытирал гость сапоги в сенях. Она встречала их ласковой улыбкой, уважение к ее труду она считала лучшей рекомендацией человека.
