– Выходит, что я на самом деле живой человек? Получается моим первичным воспитанием занимались вы, Фрэнк? Вы заменяли мне отца. А после Метаморфозы, они сделали из меня одного из членов этого нового мира. Стерли мне память и подогнали под свои нормы. – размышлял вслух Шон. Фрэнку не оставалось ничего, кроме как утвердительно кивать головой.
– А что тогда на счет вас, Фрэнк? Как вы здесь оказались? Почему они просто не избавились от вас? – Фрэнк на секунду задумался, после чего выдал:
– Других же надо из кого-то лепить. Скульптура не строится без натуры. Настоящие люди использовались лишь как расходный материал. Иногда мне кажется, что они оставили меня в живых только, чтобы я страдал. – вздыхая от принятия своей тяжкой судьбы, сказал Фрэнк.
Шон пронзал своим огорченным взглядом умирающего Фрэнка и лишь пытался как-либо принять для себя все то, что он только что услышал. Между новоиспеченными родственными душами повисла печальная и морально трудная пауза, как вдруг Фрэнк решил ее разбавить:
– Слушай Шон, знаешь почему мы с твоим отцом носим фамилию Айнзидлер, а ты просто Зидлер? – словно задав загадку, спросил Фрэнк.
– Быть может какая-то приставка, которая образовалась в мире прошлого, а сейчас ее не используют? Или что-то в этом духе? – гадал Шон. Фрэнк взглянул на Шона добрым взглядом, тем взглядом, которым отец смотрит на своего сына и принялся объяснять:
– Приставка «Айн» с немецкого языка значит – «один». Мы были совсем одни, в частности твой отец – Роберт. А ты, Шон… Несмотря на то, в каком мире тебе приходиться жить, ты далеко не один. – словно какое-то философское нравоучение изрек Фрэнк. У Шона загорелись глаза после этих слов. Загорелись так, будто все пазлы в его голове наконец сложились. В этот момент он вспомнил про Беллу. Ту единственную девушку, которую он считал истинно живой. Несмотря на то, что он ее знает буквально сутки. А между тем, Фрэнк решил поинтересоваться у своего «крестного сына»:
– Я вижу ты парень не из глупых, видать кое-что от отца ты унаследовал. Чем ты занимаешься в этой жизни? – ожидая достойного ответа, Фрэнк с особым трепетом и интересом глядел на парня.
– Я шахматист. – робко ответил Шон. А на лице Фрэнка натянулась изуродованная, но искренняя улыбка.
– Хоть что-то, действительно стоящее осталось в этом поганом мире. Не желаешь сыграть партийку? – с каким-то странным азартом предложил Фрэнк. В этот момент в голове Шона что-то щелкнуло. Что-что безумное и нездоровое, и он согласился играть при одном довольно странном условии: если выигрывает Фрэнк, то Шон спасет его из сложившейся ситуации; а если выиграет Шон, то он не будет предпринимать каких-либо действий, дабы продолжить дело своего отца, и слова Фрэнка воспримет как какую-то фантазию безумца. Такое необычное условие сильно смутило Фрэнка, и он тут же поинтересовался:
– Что значит ты спасешь меня? Меня уже ничем не спасти, мы же оба это понимаем. – недопонимая спросил старик.
– Доверьтесь мне, дядя Фрэнк. Я знаю, как вас спасти. В конце концов, в этом мире живу я, а вы просто умираете на этой койке. – с непоколебимой уверенностью твердил Шон. Фрэнку вся эта авантюра показалась странной, но все же он согласился, в любом случае он ничего от этого уже не потеряет.
Шон достал мобильный прибор для создания голограмм и вывел на нем шахматную доску. Шон решил, что будет играть черными фигурами, чтобы дать своему дяде фору в игре. Они начали игру, попутно продолжая свой диалог. По ходу игры, Шон невзначай начал разговор про дневник отца:
