Что делать, если бессонница не дает покоя?
…Я маленький, очень маленький. Мне года четыре, на мне шортики и рубашка в клеточку. Сандалики с пряжками поскрипывают. Идем мы с мамой по тротуару, я подбираю тутовник, синий, как чернила, он так же пачкает пальцы.
И вдруг падаю. Нет, боли я не помню…
Ущемление грыжи.
Лежу я на кушетке, а нянечка рассказывает мне сказку про четырех братьев. А внутри моего живота добрый дядя-доктор что-то делает. Что потом? Больничная койка, книжка про Чипполино, а читать я не умею, поэтому сам сочиняю историю по этим картинкам. Принесли мне карасиков, жареных в сметане, но не дали.
А нельзя мне карасиков, доктор сказал. А зачем тогда приносили? До сих пор обида у меня, что не попробовал я этих карасиков. С тех пор я не ем синий тутовник. И карасиков…
В сметане. Сильно обиделся я тогда.
Четыре или пять лет мне стукнуло, когда соседская девочка, ровесница моя, вечером, когда уже стемнело, пригласила меня за сарай.
Темно, страшновато, прохладно. Рядом мусорная свалка, я там иногда находил интересные вещи – ножик сломанный, банку или колесико, не очень ржавые. И запах этой свалки помню – то ли селедкой, то ли капустой квашеной. А Людка, так мою соседку звали, зачем-то разделась наголо и начала вертеться передо мной, и так и этак себя показывая.
Ничего интересного для себя я в этом зрелище не нашел. Но запомнил…
Что еще такого было? А вот еще один интригующий эпизод припомнился. Родители ушли в кино, я позвал в гости Ирку и Наташку. Наигравшись с моими незатейливыми игрушками, они затеяли игру в русалок. Они прыгали по моему дивану голышом и хохотали. А чего смешного? Я смотрел на этих голых русалок и думал о том, что мне обычно не разрешали прыгать по дивану. А ведь запомнил я и этот эпизод…Почему?
Скорее всего – голые девчонки встречались мне не так часто. Скажем так – в дошкольной моей жизни больше не встречались.
Поэтому и запомнил.
Внезапно затарахтел мой механический будильник, бабушкин, «Слава» на циферблате и кнопочка потеряна. Поэтому заткнуть его невозможно, будет греметь, пока завод пружины не иссякнет.
Это что, уже утро? Ну, слава Богу! И слава «Славе»!
В институте меня приняли сразу, без проблем, по первому звонку. Вот и сижу в кабинете, за письменным столом, весь взмокший от боли и волнения. Разные специалисты ходят вокруг меня, сочувственно хмыкают, мекают, бекают. По латыни выражаются, между делом.
Ничего не понимаю, мне еще толком никто ничего не сказал. А я уже полдня совал голову в разные приборы, меня ощупывали, облепливали всякими присосками, даже кололи иглами. Я подолгу лежал в разных камерах, облепленный датчиками, как пиявками, и что? В результате имеем кучу каких-то перфокарт, лент самописцев, снимков, где всякие картинки цветные, в форме бабочек.
Бабочки в моей голове. У меня возникает такое чувство, что эту фразу я уже где-то слышал… Или ещё услышу?
И что они там высматривают, специалисты эти, о чем они потом беседуют между собой? О чем они бубонят? Наверняка, говорят друг другу разные умные вещи.
– У Вас нарушение мозгового кровообращения, – наконец сделал вывод один специалист с козлиною бородкой и серьезно на меня посмотрел.
Вот это новость! Надо же, а я в полном неведении… Вот спасибо, доктор.
Видимо, эта мысль так отчетливо отобразилась на моем лице, что козлобородый смущенно хмыкнул и развел руками.
– Да, ничего хорошего, к сожалению, – продолжил он, принимаясь что-то писать в своем талмуде.
