В кабинет вошел еще один человек в белом халате. Все присутствующие как-то подтянулись, втянули животы, словно на строевом смотре при виде генерала. Он сделал малозаметный жест, и все специалисты покинули помещение весьма скоро.
Кто это, где это – уже неважно, голова опять раздувается и кипит, как самовар в Мытищах.
Незнакомец мельком просмотрел записи, оставленные козлобородым, и присел напротив.
– Голова болит? – он облокотился на стол и посмотрел мне в глаза. Взгляд уверенный, но какой-то недобрый, холодный.
Я кивнул.
Лучше я бы этого не делал. Словно расплавленное олово закачалось в моем многострадальном котле.
– Понимаю… Полных лет сколько? Гуманитарий?
Я сморщился.
– Биолог-химик, – отвечаю, почему-то как бы извиняясь. – Тридцать семь.
– Русская рулетка, понимаешь? – сказал он тихо, почти на грани шепота.
Я не испугался.
– Есть один способ, но чрезвычайно рискованный. Если повезет – боль исчезнет навсегда, если нет – инсульт неминуем.
Да? Вдруг понимаю, что мне как-то уже все равно.
– Лучше убейте меня, – говорю ему без тени сомнения, без света надежды, без дули в кармане.
Он никак не отреагировал.
Он понял.
– Это наше новое оборудование. Экспериментальная модель. Лапароскоп для операций на мозге. Вам повезло, именно этот аппарат позволяет добраться до требуемого отдела. Мы Вам поставим имплантат, своеобразный клапан, который будет нормализовать Ваше мозговое кровообращение. Другой способ оказать Вам помощь науке пока неизвестен.
Доктор протянул мне какие-то бумаги.
– Это пакет необходимых документов. Дело в том, что мне лично нужна страховка в случае неудачного исхода. Надеюсь, Вы меня понимаете?
Я механически все подписываю.
После укола боль растворилась, исчезла, расплылась в необозримом пространстве, и какая-то легкость необыкновенная в мыслях появилась, радость и спокойствие, ясность и счастье невыразимое.
Мне предстоит провести здесь еще сутки, назавтра – на стол с колесиками и в операционную. Повезет – пойду обратно, домой, не повезет – в морг поеду.
Меня определили в небольшую палату, где уже лежал один пациент. Я переоделся в пижаму и стал похож на матрац. Посмотрел я на себя в небольшое зеркало над умывальником и задумался.
– Вы как посоветуете, – спросил я у своего соседа. – Может быть, мне еще живым побриться? Мертвому сложнее будет…
Из коридора раздался зычный голос санитарки:
– С этим бесполезно разговаривать! Он полный идиот!
Каждый слог этой прочувствованной фразы отозвался в моем черепе колокольным ударом. Черт бы Вас побрал, девушка, со своей шваброй…
Пижама влажноватая, и запах у нее какой-то тифозный, из времен гражданской войны. Укладываюсь в койку, пружинная сетка скрипит. Простыня колючая, подушка душная, одеяло кусачее.
Последний приют поэта. Неизвестно, выйдет ли он отсюда, а поэтические мысли не покидают его душу грешную. Он еще иронизирует… Кто это? Кто это иронизирует? Ну да, это я.
Значит – не все потеряно.
– Эй… – внезапно донеслось с противоположной койки. – Эй, Вы спите?
Идиот проснулся. Однако, интересный вопрос… И как же на него ответить?
– Нет, не сплю.
– Вы были в аппарате? Были! Вам вставили жучок, – тихий-тихий, проникновенный голос слева. – Скоро нам всем эти жучки вставят… Мы первые, как космонавты. Кстати, моя фамилия Гагарин.
– Титов, очень приятно, – стараюсь говорить как можно тише.
– Все повторяется… Как сказал пророк – печать на лбу и на правую руку.
