– Специализация лаборатории? – заполняю пункты бланка протокола, с удовольствием выводя правильные, каллиграфические буквы. Всё же перо – не шарик, вот нажим, вот волосяная линия, красиво.
– Гормоны. Эксперименты в области гормональной терапии.
– И какого рода Вы проводили эксперименты? И с какой целью приехали сюда? – я тщательно выводил округлые буквы, тесно размещая их на строчках.
– Какого рода?.. Да обычные эксперименты с гормонами. Дозировка и продолжительность приема, сравнение результатов с контрольными группами. Способы приема испытывались… Ну, там, как всегда – в виде раствора или порошка, таблетки или инъекции. Потом все это фиксировалось в лабораторном журнале и в карточках животных. Обычная рутинная работа. А сюда приехал к тетке, в гости, на пару дней.
– И что это за история с мышами? – я слышал о чем-то необычном в поведении моего подследственного, и эта информация очень пригодилась бы в калибровке его личности.
– Неужели Вас так интересует эта копеечная расходная статья?! – мой собеседник хлопнул себя по коленям. – Да, я приписывал в журналах издохших мышей, кроликов и крыс! Но не так много, как об этом рассказывают…
Я улыбаюсь. Он пока не понимает, что нас интересует.
– Нет, это вопрос по стилю заполнения отчетных документов, – показываю ему фотокопию лабораторного журнала. – Вот, например, – «Количество падших мышей за истекшие сутки – 80 особей». Почему «падших»? Разве можно такое определение применять к лабораторным животным?
Снимаю невесть откуда залетевшую пушинку с золотого пера, и смотрю сквозь нее на заходящее солнце.
– Наверное, нельзя. Павших, конечно, не падших. Это просто так получилось… Черт знает, о чем думал, когда журнал заполнял.
Солнце скрылось, и освещенный квадрат на стене переместился выше.
– Да, но после этого случая за Вами закрепилось прозвище «Падшая мышь», насколько нам известно, – саркастически, насколько могу, улыбаюсь и продолжаю упражняться в каллиграфии. – Именно под этим псевдонимом Ваша персона фигурирует в наших отчетах.
– Да? Какая неприятность…
– И в лаборатории проводились опыты над людьми? – это главный вопрос, поэтому озвучиваю его резко и громче обычного.
– Да, проводились, – неожиданно быстро отвечает Привалов. – В нашей лаборатории были сформированы двадцать экспериментальных групп. Вернее – двадцать две. И четыре контрольные группы.
Он заметно нервничает. Похоже, что эту информацию он озвучивает впервые.
– Опыты на крысах не дали практически ничего, – продолжил Привалов после минутной паузы. – Крысы становятся половозрелыми очень быстро, толку от наших экспериментов никакого. Я даже не знаю, сработали гормоны или нет. Экспериментальные и контрольные группы крыс обучались практически одинаково. Собаки тоже ничем особенным не порадовали. Только в 1988-ом году появились какие-то результаты…
Я роняю авторучку, чтобы остановить его речь.
Он умолкает. Прерываю магнитофонную запись, чуть проматываю назад.
– … в 1988-ом году…
Привалов явно и очевидно бледнеет, потом краснеет.
– Я оговорился! Нет, конечно! В 1978-ом году, я хотел сказать…
Он вздрагивает и заходится в приступе удушливого, лающего кашля.
Слышу, что он просто симулирует кашель, но молчу. Ему надо подумать, как выкрутиться из этой ловушки.
– Я хотел сказать, что мы ожидали результатов к началу 1978 года… – наконец сказал Привалов, вытирая рот тем же ветхим платочком.
