Положив трубку, Бондаренко сообщил, улыбаясь:
– Всё устроено, можно хоть сейчас получать деньги.
– Ну что, господа-товарищи, – подытожил довольный Генералов, – скрепим наши договоренности, как говорится, чисто символически, как было принято ещё в советское время?
Не дожидаясь ответа, он нажал кнопку селектора и сказал секретарше:
– Анюта, занеси нам кофе и коньяку.
Уральск, больница скорой медицинской помощи, палата хирургического отделения, 8 июня, 11.45
Выдержав по времени чуть больше недели, Цыганков собрался навестить раненую Маргариту. Ему было не по себе, словно он оказался прямым виновником того, что произошло, словно именно он не уберёг эту молодую женщину, хотя по роду службы и должен был предвидеть опасность.
Сергей его успокаивал, говорил, что такое в нынешнее время происходит постоянно, всего не предусмотришь, но Цыганкова всё равно подспудно мучило чувство вины.
За неделю, прошедшую после покушения, он встречался с источниками, связанными с криминальным миром, однако стоящей информации не получил. Агенты или не знали, кто совершил нападение, или не хотели себя подставлять, поэтому утаивали сведения. Единственным, кто не боялся говорить начистоту, был Костя «Боец». Встретившись с Александром на нейтральной территории, в одном из баров, который контролировался его группировкой, он был достаточно откровенен.
– Думаешь, не знаю, кто сделал? – спросил Костя, выпивая коньяк и морщась то ли от его вкуса, то ли от своего знания. – Это люди Матвея. Эти суки завалили моих ребят!
– Что теперь? Война? – спросил Цыганков, внимательно разглядывая бандита.
– Нет, с Матвеем бодаться себе дороже. Он может подтянуть «сельмашевских» или чеченов, тогда нам вообще перекроют кислород, даже ваша контора не поможет. У меня пехоты не хватит, чтобы всех завалить. Так что, Саша, жалко пацанов, но воевать из-за них я не буду.
От лечащего врача Цыганков узнал, что Маргарите стало лучше.
– Слушай, Серёга, – обратился Цыганков к Забелину, – пойдем вместе, а то мне одному идти как-то не по себе, такое ощущение, словно я близкий родственник безнадёжного больного.
– Не пойму, что тут сложного? Купи цветы, фрукты. У меня видишь сколько работы, – Сергей показал на стопку дел, лежавших на столе в некотором беспорядке. – Мне ещё надо информацию прочитать, наложить резолюции.
– Не превращайся в бюрократа – мы же опера! Потом напишешь всё, что нужно. У тебя в отделении ребята опытные, сами знают, что делать.
– Знать-то знают, – упрямо не соглашался Забелин, – но нас тоже контролируют. Завтра Кислицын соберёт дела и увидит, что я не сделал никаких записей, вызовет на ковёр и устроит торжественную порку, как солдата Швейка. Шумилову достанется в свою очередь за меня. Вот такие пироги!
Посмотрев на расстроенное лицо друга, он всё же сжалился.
– Но на улицу выйти надо, ты прав! Немного развеяться не помешает, а то голова уже перестала соображать. Поехали!
Они купили всё, что покупают в таких случаях, навещая больных, и на оперативной машине в мгновение ока добрались до больницы. Поднявшись на третий этаж, прошли немного по коридору, повернули несколько раз и уткнулись в грузного пожилого человека в милицейской форме. Тот мирно дремал на стуле возле крайней палаты у окна. Милиционер был явно пенсионного возраста и, вероятно, дослуживал последние дни.
Цыганков не сдержался:
– Они бы ещё вохровца
