– Сережа, Сереженька, ну почему ты, почему? – заламывала руки Ирина Галковская. – Сейчас, подождите, я «новопассит» выпью – нервы.
Она ушла на кухню, шелестя юбкой.
Вот уже около получаса Лена пыталась вывести разговор с Ириной Галковской, аспиранткой и, по совместительству, любовницей покойного Дублинского в нужное русло. Все было бесполезно. Та рыдала, кидалась к окну, истерически завывала, потом замолкала, прикуривала и тушила сигарету за сигаретой…
Лена терпеливо наблюдала за ней. Было видно, что Ирина по-настоящему любила Дублинского, ей не нужно было от него никаких материальных благ – иначе бы она как-нибудь исхитрилась и развела его с женой.
«Пусть выговорится, – думала Лена, наблюдая за Галковской. – У нее, наверное, и подруг нет, раз она готова рыдать на плече даже у совершенно постороннего человека, даже у работника прокуратуры».
Квартирка Галковской, уютная, но обставленная строго, без излишеств, находилась в одном из самых зеленых районов города – на Крестовском острове. Солнце врывалось в открытое оно, освещало толстый англо-русский словарь специальных терминов у изголовья кровати. На компьютере плавала заставка. Присмотревшись, Лена поняла, что это фотография, сделанная таким же солнечным летним днем где-то в центре города. С фотографии улыбались двое – мужчина и женщина. В женщине Лена тут же признала хозяйку дома – здесь она улыбалась и была так счастлива, что казалась куда моложе своих лет. Мужчина – это определенно Дублинский. А он был эффектен. Странно. Лена совсем не так себе представляла знаменитых ученых. У них должны быть всклокоченные седые волосы, очки со сломанной дужкой, непременно склеенные скотчем, глаза безумные, мятая рубашка и дешевые брюки, отвисшие на заду пузырем. О качестве и отвислости брюк судить было нельзя – на фотографии влюбленные были изображены только по пояс, Сергей же имел на ней вид представительный, элегантный. Трубка в зубах, ласковый прищур – ну-ка, дети, кто это? Товарищ Сталин. Брр… Лена помотала головой. В этом сумасшедшем доме она сама начинала тихо сходить с ума.
Ирина на кухне уронила тарелку. Выругалась совсем не в академических выражениях. Запахло паленым. Через несколько минут Галковская вернулась, везя за собой столик на колесиках, уставленный всевозможными восточными сладостями. В центре высился фарфоровый заварочный чайник, увитый фарфоровым плющом.
– Вы какой чай предпочитаете?
– Да мне как-то все равно, – пожала плечами Лена. Откровенно говоря, в такую погоду более уместным был бы стакан ледяной минеральной воды, но, может быть, у этих научных работников так принято – неторопливо беседовать за чашкой чая? Пускай. Пусть дает показания в привычной для нее обстановке.
– Надеюсь, не зеленый? – уточнила Ирина.
– Да все равно, – повторила Лена. – Зеленый так зеленый.
– Не нужно так говорить. – лицо Ирины Галковской просветлело, очевидно, она любила поговорить о сортах и свойствах чая. – Питие зеленого чая – это особый ритуал. Просто так, из граненого стакана в подстаканнике, украденном в поезде, он не только не принесет пользы, но даже может и навредить.
– Да что вы говорите! – раздраженно ответила Лена. Жалости к любовнице убитого уже не было. Вот сейчас они будут сидеть и обсуждать чайные ритуалы! Этого еще не хватало.
– Ах да, простите, о чем это я… – сникла Галковская. – Ну так вот. Что ж, все знали о наших с Сережей отношениях. Глупо отпираться. Вы не находите? Глупо. Аспирантка и профессор – такой избитый сюжет. Впору снимать мелодраму. Вы любите мелодрамы? Я – терпеть не могу.
