Кто же тогда обычно меланхоличная, но обладающая острым умом Трескина? Так, за размышлениями Семенов и сам не заметил, как задремал. Разбудил его голос проходящего мимо проводника – Карпогоры пассажирский! Поезд приходил в районный центр в половину десятого, уже по темноте. Илья встал и потянулся, стараясь размять застывшее тело. Трескина на него даже не оглянулась, изучая информацию в смартфоне. Правильно, что готовится! Чуйка обещала архивариусу нечто необычное.
На парковке у вокзала их уже дожидались. Майор полиции в зимней форме шагнул навстречу, жизнерадостно скалясь протянул руку:
– Вот и наши опричники пожаловали.
– Василий Кузьмич! – поприветствовал его Семенов.
– А это что за пигалица? – с некоторым недоверием глянул на Трескину полицейский. На его широком усатом лице застыло недоумение.
– Наш новый сотрудник. Басов послал.
– Ну если Басов. Давайте в машину, и так уже поздно! Вот раньше с самолетом была жизнь! Как на маршрутке лётали с деревни в деревню.
Они подошли к большому темному джипу и быстро спрятались от морозца в теплом салоне.
– Василий Кузьмич, а где УАЗик?
– Да к лешаку его! Только и ломается. Тут спонсоры помогли, купили китайца по случаю.
– И как?
– Во! Ховрик ездит везде и не ломается. Наши узкоглазые друзья попросту взяли и скопировали старый надежный японский внедорожник. Ничего особенного, но по нашим хлябям лучше и не придумаешь.
Они выехали с площади и минут через десять свернули по трассе налево. Трескина глянула на смартфон, сеть около райцентра была, и с удивлением вымолвила:
– А мы что не в гостиницу разве?
Кузьмич озадаченно оглянулся на Илью, но ответил без сарказма в голосе:
– Так, милая, куда тянуть-то? Пока икотка в человеке не утвердилась, её вывезти легче. Если то она вообще. В народе всякое бают. Темный он у нас до сих пор.
– Василий Кузьмич, Пелагея еще до конца не верит в подобное.
– Ах, вот оно что! Эх, молодежь! Был у нас уже давненько случай один. Не при мне и даже не при Васильиче, что до меня службу тащил. Еще в годах шестидесятых это случилось. Приехал в наши края служить мужик, южанин, с местными обычаями незнакомый. Ехали он в Верховье по делам и встали из-за поломки. Шофёр полез под машину, а служивого зазвала к себе сухонькая старушонка. Представилась ему тихим голоском: «Баба Нюра». После румяных шанег и крепкого домашнего чая мужика охватил лёгкий дурман. На душе у него стало спокойно-спокойно, и он почувствовал блаженство. Слышит – как будто доносится издалека:
«Ложись, мил человек, на лавку, я сапоги сниму».
И всё – повалился-провалился. Очнулся он от боли. Рука свисала с лавки, а бабка, вцепившись в неё, исступлённо что‑то нашёптывала. Попытался мужичок высвободиться, но не тут то было – рука не слушалась. В этот момент в дверь громко забарабанили. Это водитель, отремонтировав машину, звал в дорогу. Служивый и закричал, как не в себя. Бабка залаяла и отпрянула от него. Он немедля соскочил с лавки, сунул ноги в сапоги, подлетел к двери, выдернул засов и кинулся прочь.
Шофёр по дороге крутил баранку, искоса насторожённо поглядывая на чужака в зеркальце. Пару раз их взгляды встретились и тут же оттолкнулись. Оба молчали и напряжённо смотрели на дорогу. Так длилось с полчаса. Проскочив небольшой деревянный мостик, водитель внезапно резко затормозил. И у приезжего тяжесть как рукой сняло. Шофёр облегченно перекрестился и повеселел. Тут и узнал служивый, что заманила его к себе известная на всю округу Нюра-икотница.
