Она никогда не спала в самолётах, не уснула и в тот раз. Глядела в синее-синее небо, молчала, вспоминала всё хорошее, что было. Думала о том, что если пилот не захочет огибать Землю и полетит прямо – очень скоро они все окажутся в космосе. Повторяла в уме задачу, давно решённую: насколько путь с востока на запад, навстречу вращению планеты, короче обратного пути. Пыталась вообразить себя через три года и пятьсот сорок шесть писем, какой она станет? Ничего конкретного в голову не шло, одни общие слова: учёная, самостоятельная, взрослая… Но даже они помогли. Отчаяние сменилось покоем, покой – жаждой деятельности. Всё у них будет, непременно! Ради этого стоит пять лет работать. Ходить на все лекции, записаться в библиотеки. Ни минуты не терять даром. Вставать в полседьмого, обливаться холодной водой…
Когда самолёт дрогнул над облаками и неспешно пошёл вниз, Алёна уже сама была готова помахать крыльями – только скорее, скорее!..
Всё оказалось даже лучше, чем она ожидала. Алёну поселили в высотном здании недалеко от метро «Лиговский проспект», и в конце августа она с вещами перебралась от тёти Любы в новую комнату. Чтобы тётя Люба не сокрушалась и не чувствовала себя ненужной, Алёна оставила у неё большую часть долларов, на которые предстояло жить. Договорилась, что будет заезжать и брать понемногу каждый месяц – так, наверное, и для самой Алёны выйдет удобнее всего.
Вчера она была у коменданта и расписалась во всех журналах, которые он положил на скрипучий, потемневший от времени стол. Тётя Люба провожала её в общагу как на войну и, драматически замирая голосом, наказывала проверить каждую, каждую мелочь: «А то повесят чёрт-те что на шею, полжизни не рассчитаешься…» Отчасти назло ей Алёна даже не пробежала опись имущества – пролетела на коньках, словно по овалу Медео, куда выбиралась кататься каждую зиму. Отметила, что бриллиантов и золота на шею не берёт: так, бытовой минимум. Аскетичная, прямо-таки монашеская обстановка: кровати – три штуки, столы письменные – три штуки… Ну и нечего придираться, тем более идти наверх смотреть.
Но главная причина была всё же иной: очень далёким казалось то время, когда придётся выезжать отсюда, оставлять комнату. Далёким и громадным, точно горы Алатау на горизонте в рассветной дымке. «Я буду старше двадцати…» – непостижимо. И что перед этим стулья и огнетушители?
Выдавая Алёне ключи, бравый комендант сказал, что ей очень повезло:
– Общежитие квартирного типа, в городе таких больше нет. За городом есть, в Петергофе, а здесь не найдёте. Квартиры называются номерами, как в гостинице. Так уж повелось. А живёте вы, совсем как дома.
«Поедемте в номера!» – вспомнила Алёна старый фильм и улыбнулась. Кто же признается, что у него хуже, чем у других? Каждый будет хвалить свою контору.
– Ну и прекрасно! – комендант расценил её настроение по-своему. – Главное для нас – не терять бодрости духа. Вот ключ от номера, а этот от вашей комнаты… Не страшно? – спросил он, чуть помедлив.
– Нет, – Алёна улыбнулась ещё шире и покачала головой. Может, он и не обманывает. Хорошо бы…
– Тогда счастливой учёбы, будущий профессор! Теперь Алёна шла в номера и на каждом шагу сравнивала общежитие с карагандинским домом, который что-то вздумал сниться ей последнее время. Во сне он являлся в диковинном виде: то поднятый на четырёх колоннах, вроде триумфальной арки над проспектом – очень высоко, первый этаж начинался вровень с чердаками других домов. Под ним, не сбавляя хода, проезжали машины, трамваи. Ночью такое положение казалось Алёне вполне естественным, но, проснувшись, она только пожала плечами: как же заходить туда? Ни лестницы, ни лифта, лишь тонкие столбы по углам… Или он вдруг говорил ей низким голосом ритмичную фразу, как будто по-сербски: Алёна почти улавливала её, не хватало какой-то малости, но без неё всё было непонятно. А один раз они, кувыркаясь, летели в космосе – чёрном, полном светящихся отверстий – вроде бы рядом, а не дотянешься.
