Дверь была закрыта. Чуть помедлив, Алёна поднесла к замочной скважине большой плоский ключ, но оказалось, что нужен маленький. Да ведь комендант говорил, что и куда! Эх ты, всё забыла от волнения. Открыв, наконец, номер, она вошла и огляделась. Действительно, это была прихожая квартиры: бежевые обои, линолеум с тёплым паркетным рисунком. В углу за выступающей балкой прятались холодильник, кухонный стол с электроплиткой и полка с тарелками, блюдцами, чашками – за всё это Алёна не расписывалась у коменданта.
Были здесь и туалет, и ванная: обшарпанные, но чистые. Молодцы девчонки, следят за порядком, – решила Алёна. – Тут можно жить.
…Можно жить, только вот где? Теперь, почти дойдя до цели, Алёна стояла перед тремя закрытыми комнатами. Которую из них расколдует её ключ? «Подожду пять минут, – решила она, – если никто не придёт, расколдую методом тыка…» Тут в коридоре застучали шаги, скрипнула дверь, и появилась недавняя джинсовая девушка с подоконника: глазастая, с маленькими ушами без серёжек и с рубиновым камушком в крыле носа.
– Ты новенькая? Первый курс? – спросила она. Алёна кивнула.
– Саня. – Девушка протянула руку, Алёна пожала её и назвала себя. – Я уже на втором курсе, – быстро, чуть заикаясь, проговорила Саня, – вот здесь живу. Одна. Здесь Таня, тоже одна. А вы в большой комнате, втроём. Твои соседки уже вещи оставили. Скоро, наверное, придут.
– Спасибо. – Алёна улыбнулась, вынула из сумки уложенные сверху тапочки и, переобуваясь, спросила: – Ты откуда?
– Недалеко отсюда, Великий Новгород. А ты?
– Из Караганды, – почти в рифму ответила Алёна и поспешно добавила: – Правда-правда, не шучу. Центральный Казахстан.
– Это сколько же тебе добираться?
– Самолётом четыре с половиной часа. Поездом почти трое суток.
– А автостопом?
– Не знаю, – Алёна пожала плечами, и обе засмеялись. – С моим опытом к сессии бы доехала… К летней.
– Люблю путешествовать, – сказала Саня и потянулась, обнажив чёткий, будто циркулем нарисованный пупок. – Эх… Ну, ладно, располагайся. Успеем поговорить.
Она вышла, и Алёна открыла свою – на ближайшие пять лет – свою, свою комнату.
В голове до сих пор не могло уложиться: «Когда я отсюда уйду, мне будет больше двадцати». Больше двадцати… Двадцать лет – это вообще что такое? Когда-то Алёна подарила этот возраст гордой чёрной королеве Ваниных шахмат, а прекрасной и нежной белой – вечные шестнадцать, крайний срок, за которым всё труднее жить и радоваться жизни. Так Алёна думала тогда, а теперь она сама старше – и ничего, жива. И до королевы ей, как и прежде, несравненно дальше, чем до маленького пажа, и самое главное, самое интересное только намечается… Но двадцать лет до сих пор казались невероятной, недостижимой гранью.
Алена поставила на пол вещи. Здесь уже поселились чужие сумки, чемоданы; разглядывать их было ни к чему. Придут хозяйки – сами покажут, если захотят.
Комната была светлая и гораздо больше, чем у Алёны дома, но и предназначена для троих. Кровати с блестящими пружинными сетками стояли буквой Г: одна у короткой стены с окном, и две – у длинной. Их разделяла простая, какая-то совершенно казарменная тумбочка, над ней нависало громоздкое бра с воткнутым в розетку шнуром. Возле каждой кровати пасся, как бычок, толстоногий деревянный табурет. Именно так: для женского рода этим предметам не хватало изящества.
Алёна покачала сетку – тугая, едва не звенит. И полированные спинки не шатаются. На кроватях лежали свёртки: матрас, одеяло, подушка, – словно в поезде, но теплее на взгляд и мягче, уютнее на ощупь.
