Опять двойка. Школьные рассказы - страница 2



– Кто?!!!

– Ну, смертоносная мумия! Её Карлсон смастерил, чтобы напугать Филле и Рулле.

– Кого?!!!

– Ты что, Астрид Линдгрен не знаешь?

– Аст… Линд… кого?!!!

– Писательница! Которая Карлсона придумала!

Нет, про Карлсона Танька, конечно, слыхала. Точнее, смотрела по телевизору. Она вообще все сказки по мультфильмам знает. Ну и ещё, конечно, кино. Особенно её любимое – про овчарку по имени Мухтар.

– Книжки читать надо, – напомнила я Таньке.

Но Танька меня уже не слушала. Она увлечённо шелестела страницами, рассматривала картинки, потом буквально уткнулась в книжку носом. И – кто бы мог подумать, невиданное дело! – принялась вдруг читать, шевеля губами и водя по строчкам пальцем.

Чай давно остыл, а она всё читала, читала, читала.

Смотреть на читающую Таньку было непривычно и забавно. Она смешно морщила лоб, сводила брови, округляла глаза.

«Надо же, – подумала я, – что с человеком настоящее искусство делает!»

Правда, в Танькином случае даже настоящее искусство оказалось бессильно.

– Давай лучше играть!

Танька дошла до того места, где Карлсон, укравший все булочки, оставляет для фрекен Бок записку, и со вздохом изнеможения захлопнула книгу. Прочитать ещё хотя бы полстраницы было выше её сил.

Вот тут-то я и задала свой совершенно неуместный вопрос.

– Во что?

Вообще-то, от Таньки можно ждать чего угодно. В прошлый вторник, например, у нас в ванной было кораблекрушение.




– Бэмц! – сказала Танька и метким броском мыльницы потопила «Титаник». Точнее, бабушкину старую галошу, которая этот самый «Титаник» изображала.

Вместе с океанским лайнером на дно ванны отправилась папина коллекция старинных солдатиков, служивших на «Титанике» матросами. И мои пупсики, купившие билеты в каюты первого класса. В общем, не спасся никто.

А две недели назад мы выращивали сад из вишнёвых косточек. Вишня была из компота. Сад не вырос. Но Танька успела расковырять всю землю в наших цветочных горшках и погубила любимую мамину бегонию.

– Так во что же? – уточнила я, на всякий случай заслоняя собой герань на подоконнике.

– Вот в этого, – Танька ткнула пальцем в картинку на обложке, где Карлсон по локоть запустил пухлую руку в банку с вареньем, – толстого обжору.

– И кто у нас будет толстый обжора? – осторожно поинтересовалась я.

Знаю я эти Танькины замашки. Вечно я у неё то жаба из сказки про Дюймовочку (роль Дюймовочки достаётся, конечно, Таньке), то Баба-яга на костяной ноге. Костяную ногу у нас обычно изображает лыжная палка, крепко примотанная бинтом к моему боку. А избушку на курьих ножках – колченогий журнальный стол, накрытый цветастой маминой шалью.

– Обжора буду я! – неожиданно объявила Танька и похлопала себя по тощему, впалому животу.

Из этого я сделала вывод, что мне придётся быть Малышом, и с облегчением вздохнула. Тогда я ещё не подозревала, насколько далеко простираются Танькины коварные планы.

– Так! – сразу же принялась командовать Танька. – Надо сделать мне костюм!

И засуетилась, забегала по комнате, засовывая нос то в мой комод, то в тумбочку. Потом выскочила в коридор, обследовала все вешалки, собирая по дороге урожай вязаных шарфов и меховых шапок. В спальне она заглянула во все шкафы, вытряхнула содержимое папиной полки и принялась рыться в добытом богатстве, как заправский старьёвщик.

– Так! – алчно сверкнула глазами Танька. – Вот это подойдёт!

Папины старые треники доходили ей почти до макушки, их пришлось закатать в десять раз. И ещё три раза обвязать её поперёк папиным галстуком, чтобы штаны хоть как-то держались и не сваливались на пол с тощего Танькиного зада.