Две секунды насильник стоял, как истукан, а затем начал заваливаться назад. «Без иммунитета», – выдохнула светлый детектив. Рука с ножом была отведена чуть в сторону, потому обошлось без порезов. «Везет сволочам», – с грустью подумала Бия, но устраивать самосуд с казнью не было никакого желания. Светлый детектив понадеялась, что произошедшее его образумит, а для большей убедительности она заберет его электрокар, хотя бы на денек.
Бия умела пользоваться всеми видами транспорта, но ездить за рулем не любила, с трудом преодолевая какой-то иррациональный страх. Вернувшись на главную дорогу, она проехала еще километров десять и остановилась на обочине. Ей не хватало воздуха. Приоткрыв окно и сняв лифчик, она задышала полной грудью.
Надо вздремнуть, мысли путались, голову словно сжимали тиски, и одновременно изнутри маленький садист постукивал по темечку, будто хотел выбраться из башки на волю. Бия откинулась на кресло и решила, что это были самые трудные сутки в ее жизни. И понадеялась, что труднее никогда не будет.
Очень хотелось в это верить.
Аэ́ль сидела под столом, закусив нижнюю губу, и изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Родители снова ругались, потому что мама любила папу, а папа – маму. И еще мама постоянно повторяла: «Когда же нас выпустят из этой тюрьмы?» «Это лучший город на планете! У тебя и у Аэль все есть, вы в безопасности, и мы служим своей стране!» – отвечал отец, срываясь на крик. И так миллион раз. Но сегодня Аэль было особенно тоскливо и тревожно.
– Какого шаза ты продлил контракт? Да еще сразу на два года! – орала мама, одновременно размазывая по лицу слезы. – Ты их раб! Нас никогда отсюда не выпустят! А я…, а я… вообще здесь никто.
– Ты моя жена! Ты мать! У тебя огромный дом, которого среди «кругов» у нас никогда бы не было! Даже в глухой деревне, потому что там пахать надо!
– Думаешь, я не смогу работать? Не делай из меня никчемную! Я. Хочу. Отсюда. Уехать.
– Куда? И зачем? – искренне не понимал папа. Покачал головой и без сил плюхнулся на роскошный бархатный диван. – Уедем мы из Комо, и что будем делать? Что за навязчивая идея? Ты забыла собственное детство?
– Пожалуйста, давай сбежим! Я хочу увидеть мир, хочу показать его Аэль.
– Да тише ты, дура! Ипцед! Нельзя бросаться такими словами! А у Аэль ты спросила? Она хочет уезжать? Бросать школу, друзей, дом, в котором живет с рождения? Нет, мы никуда не поедем!
– Тогда я хочу развода!
– На территории Комо разводы запрещены. Ты подписывала бессрочное соглашение, – сейчас Аэль чувствовала, папа не любит маму, он сильно обижается. – Хоть бы дочку постеснялась, говорить такое. Ей скоро двенадцать, а не два, она все понимает лучше нас с тобой.
– А когда и где нам говорить? Мы тебя не видим, ты все время на своей собачьей службе!
– Хорошо, я узнаю, что можно сделать. Но я точно остаюсь здесь, тут мой дом и работа, – лицо папы стало каменным. – Как же жалко Аэль.
Затем он сделал три глубоких вдоха и постарался спрятать боль глубоко внутри. Прямо как Аэль.
– Дочка, хватит прятаться, иди ко мне, – как можно ласковее позвал он. – Как дела в школе? Никто не обижает?
– У меня все хорошо, – гулким, очень сильным голосом для девочки ответила Аэль, на лице не осталось и следа, говорящего, что минуту назад она проглотила слезы. – Мама, а что ты хочешь посмотреть в мире? Мы по географии много чего проходили, я уже все увидела.
