– Наши – минут двадцать, они ведь на границе системы. То же с крейсерами и фрегатами.
– Пусть там и остаются, нет смысла.
– Согласен, Энрике тоже. Он подойдет через семь минут, “Трясогузка” через пять, группа Трехо через три, ребята с “Нанта” и “Гинсборро” через две.
– То есть нам надо выжить две минуты?
– Да. Если не “Нант”, то уж “Гинсборро” их точно отвлечет. А они уже вышли.
– Принято. Группа, “брызги” и “широкая спираль”. Луиза, береги что-там-у-тебя, оно тебе еще понадобится. Уворачиваемся, две минуты мы одни.
– А пострелять?
– Ты ведь меня на себе женить хотела или вроде того?
– Ну и хотела, а что?
– Видишь ли, – “Галил” Рабиновича подпрыгнул со слабо переносимым ускорением, пропуская мимо выстрел, который его уполовиненные поля могли и не отклонить, – Оххх, ну нифига себе. Видишь ли, для этого тебе надо как минимум выжить. Я не некрофил, знаешь ли.
В этот момент прыгать пришлось машине Луизы, и маркер ее здоровья на командной консоли сильно “просел”.
– Вот примерно это я и имел ввиду, – сказал Натан, – Мы, подруга, в жопе, уж прости.
***
– Да оленья же жопа! – очень эмоционально заявил Имрын Лелекай, во многом повторив Рабиновича – Мы можем как-то побыстрее подобраться?
– Нет. Семь минут. Ну, может, шесть, если повезет. Но эти “малыши” – вообще не наша цель, – ответил Энрике Кортасар, – Будет выход кого-то побольше, вот точно будет, чует моя… Оленья.
– Понял. Главный калибр готов.
– Главный калибр готов, – отозвался Манн, дежуривший в этот день на “Трясогузке”, – мой подлет пять минут, но я лучше синхронизируюсь с вами.
– Да, смысл в этом есть, – ответил Энрике, – Давай так, Манн.
– Принято! У меня пока простые болванки, это нормально?
– Да. У нас тоже. Вроде как они эффективны. Ждем доклада от Фернандо и Два по сто. Опа! Имрын, Манн, смотрите!
– Они их все-таки покоцали. Шесть, нет, семь отметок “на минус”! Во дают евреи!
– У них тяжелые штурмовики. Калибр “восьмерка”, большие торпеды. Но как сказал Натан, даже под полями они выдерживают максимум два попадания этих “колбасок”. Потом – всё.
– “Галилы”, сейчас мы пробьем коридор, – сказал на общей Фернандо Алонсо, – Как только наши долетят до вас, валите оттуда. Ваша перезарядка на “Нанте”, “Санта-Мария” слишком далеко.
– Подтверждаю, – сказал Два по сто, – Мы вас зарядим, ребята.
– Принято, – ответил Рабинович, – Но “Пингвинов” пока не видим. О! Видим! Группа, быстро на обратный с этими шабатгоями курс! Ну то есть с этими любимыми и прекрасными шабатгоями, – добавил Натан, убедившись, что все двадцать штурмовиков достаточно осмысленно развернулись и двинулись к “дырке”, которую истребители “Гинсборро” проделали в построении “колбасок”.
А соскучившиеся по хорошей драке “Пингвины” отрывались на всю катушку: поскольку место расположения реактора у противника было уже известно, они старались укладывать очереди именно туда. “Колбаски” послушно взрывались и вскоре начали пытаться уйти от прямого контакта, но тут-то и подлетели борта с “Нанта”, обвешанные тяжелым нуклеаром – Два по сто, ввиду удаленности обитаемой планеты, решил использовать ядерное оружие по полной. Система отклонения торпед у “колбасок” явно была, но сто бортов выпустили, соответственно, пятьсот торпед. Одновременно. И система, похоже, “захлебнулась”. Когда же оставшиеся попытались создать что-то вроде боевого построения, “Ситроены” с “Нанта” уже были в широкой спирали, а “Пингвины” с “Гинсборро” и вовсе ушли на перезарядку. Вместо них возникли, именно возникли, переключив мощность с маскировочных полей на артиллерию, десять фрегатов Трехо, чьи рэйлганы пробивали “колбаски” насквозь, причем вдоль. Боевое построение, рассчитанное на кучу маленьких истребителей, тут же стало практически похоронным: липтонные поля равных по размеру кораблей лазеры чужих не проходили, и началось форменное избиение.
