Волшебник помолчал, а потом тоже спокойно спросил:
– А хочешь – скажу, где взрослые, которые детей к колдунам отводили?
– Где?
– А в болоте.
Пока волшебник отвлёкся на физрука, Толик на четвереньках добрался-таки до кустов, залёг там, растерянно озираясь. Если проползти тихонько, не высовываясь, прямо по болотной грязюке, то, может, и не заметят. Но волшебник сразу нашёл его взглядом и поманил пальцем, а Николаич сделал движение встать между ними.
И тут Костик Бобров, про которого все забыли, сказал:
– А давайте костёр запалим и чаю попьём. А то жрать хочется катастрофически.
Над окошком, пробитом в глухой бетонной стене, коряво было намалёвано: «Пункт приёма домашних животных». Из окошка рыхлая тётка, подперев подбородки кулаком, уныло смотрела на двух солидных господ и девочку с котёнком на руках. Котёнок, единственный, подавал признаки жизни. Он, цепляясь коготками за кофточку, тянулся к лицу девочки, пытаясь лизнуть её в щёку.
Девочка, замерев и, кажется, даже не дыша, легонько покачивалась из стороны в сторону с закрытыми глазами. Она бы, наверное, упала, но её не придерживал за плечи один из мужчин.
Другой положил ей руку на голову. Глаза у мужчин тоже были закрыты, а на губах блуждали улыбки. Тётке было скучно, она здесь и не такое видела.
Идти по болоту было очень трудно. Впереди шёл Николаич. Он прощупывал болотную жижу перед собой длинной жердью и лишь потом делал шаг. За ним карабкался Окунь, которому вода доходила почти до пояса, замыкающим плёлся Бобров. Костик, хоть был выше и крепче, выдохся первым. Он всё время канючил, что устал и хочет есть и вообще идти никуда не собирался, даже деньги предлагал «этому гаду Окуню» и когда уже кончится это вонючее болото. И что очень жарко. И ещё он постоянно сбивался с тропы и проваливался, и Николаичу приходилось вытаскивать его.
А рядом легко скользил по воде волшебник и то угрозами, то уговорами старался заставить их вернуться в посёлок.
– Сергей Николаевич, – говорил он. – Я ведь не шучу. Утоплю в болоте – булькнуть даже не успеешь.
– Мог бы – давно утопил… – в который раз отвечал физрук и упрямо шёл дальше. Тыкал перед собой шестом, оглядывался на пацанов, поджидал отстающего Костика и не забывал ободряюще кивнуть Толику. Иногда мурлыкал себе под нос частушки собственного сочинения:
Мы набиты фальшью,
Словно рыбы фаршем.
Неудобно?
Зато съедобно…
Стихи у него, надо сказать, были весёленькие.
А волшебник всё не унимался:
– Окунев, а ведь ты, засранец, не подумал, что подвергаешь опасности жизни своего учителя и этого мальчика, который вообще не при чём.
– Подвергает, – согласился Бобров противным голосом.
– Отвали, – устало огрызнулся Окунь. А волшебник сказал насмешливо и в тоже время с угрозой:
– Ты со мной так не разговаривай, ты со своим директором так бы разговаривал…
Вот тут Толик подумал, что неплохо бы самого волшебника взять и утопить.
– А ты на меня не зыркай, – продолжал волшебник. – Всё про тебя знаем. Бойся своей мамы! Толик остановился.
– Почему? – растерянно спросил он. А волшебник часто-часто затараторил: – Отец в тюрьме, мать на двух работах, чтоб прокормить его, оглоеда, а он из-за девчонки сбежал, как не стыдно, обидели малютку, подумаешь, а почему инспектору не пожаловался… – Заткнись, ты! – закричал Окунь и рванулся к волшебнику, провалился, дёргаясь в трясине, протянул руки: – Замолчи, сволочь!!
