— Это нет или надо еще пару раз спросить?
Скотина бесстыдная! Сколько можно издеваться? Разговор не вызывает ничего, кроме раздражения. Кто о чем, а Соколов о сексе. Больше ни за что не сяду к нему в машину. Хватит с меня унижений.
— Это значит иди на хрен, Соколов. Останови, я выйду, — отстегиваю ремень, показывая серьезность намерений. Плевать, что там льет стеной, промокну, потом в ванной отогреюсь и не заболею.
Мы и правда притормаживаем на очередном светофоре. Я тянусь к дверной ручке, но Пашка хватает меня за руку и тянет на себя, не давая выбраться. Упираюсь ладонью в его грудь, он как-то слишком близко ко мне. Наклонился, чтобы не дать выйти.
— Сиди, — не кричит, не приказывает, но от одних интонаций дрожь пробирает, и я подчиняюсь, малодушно прикрываясь ливнем, который еще несколько мгновений назад меня не пугал.
— Тогда перестань намекать на секс! — бросаю уязвленно и тру шею там, где остался синяк от его настырных губ. Пашка понимает моментально, даже невзирая на высокий воротник водолазки.
— Ладно, буду действовать, — кивает и, резко дернув меня на себя, сталкивается с моими губами.
Язык сразу переходит в атаку. Я не успеваю соображать, упираюсь ладонями в широкую грудь, но мое сопротивление сминается за доли секунд. Мне не хватает смелости и силы противостоять этому напору. А еще я снова перестаю ощущать себя одинокой. Невыносимо. Я только начала думать, что справлюсь со всем, как Соколов подкидывает задачек в перечерканную тетрадь.
Сдаюсь. Невозможно не сдаться, когда так рьяно целуют. От этого желания крышу сносит напрочь. Оно дикое, горячее, настоящее. Я скольжу рукой вверх по груди, веду ногтями по коже поверх кромки свитера. Пашка сбавляет напор, теряясь в ощущениях. И меня это промедление отрезвляет. Кусаю его нижнюю губу, не давая вернуться в прежний ритм.
Соколов шипит и отстраняется, но меня не спешит отпускать, гладит бедро, и я… О боже, я сижу на его коленях! Как только он успел, а я не задела задницей руль и не просигналила всем. Аварийка мигает, издавая противный звук, который теперь каждым звуком напоминает о совершенной ошибке. Второй за последние сутки.
— В следующий раз я засуну тебе в рот кляп, — он ведет языком по своей нижней губе, проверяя, какой ущерб я нанесла. И выглядит это действие захватывающе соблазнительно, так что я нервно сглатываю.
— Перестань это делать, Паш, — неуклюже переползаю на свое сидение и снова пристегиваюсь. Провожу пальцами по горящим губам, ловя себя на странной мысли. Мне понравилось произошедшее, но я в этом ни за что не признаюсь, потому что достаточно с меня безумств. — Не надо меня целовать, бросать пошлые фразочки и прочее. Это все только добавляет мне стресса.
— Это только до оргазма, — усмехается и щелкает меня по носу, как дурочку наивную. Хотя… я такая и есть. Поняв, что больше ему ничего не светит, Соколов выкручивает руль, и мы снова едем.
А я больше не хочу участвовать в словесных перепалках, поэтому замолкаю, делая вид, что меня вообще нет в пределах машины. Достаточно с меня Соколова. Паша тоже не стремится поддерживать беседу — молча рулит. Дорога летит быстрее, и минуты перестают растягиваться до размеров часов.
Мой желудок впервые за день требует еду. В холодильнике шаром покати, максимум, что я могу приготовить — это пельмени, залежавшиеся в морозилке, и жареная картошка, если не спалю ее, как в последние два раза. Но это меньшая из моих проблем, потому что я вижу, как у подъезда стоят сотрудники полиции вместе с двумя мужчинами в грязных комбинезонах и пытаются дозвониться в какую-то квартиру.
