— Ты опасный человек, Соколов, — наигранно ужасаюсь его откровению, хотя внутри и правда трясусь как лист на ноябрьском ветру. Это страшно — быть чьей-то одержимостью.
— Ты же знаешь, что нет. Сама два раза в год отправляешь меня на разные тестирования, — игнорирует иронию в моем голосе.
— Я серьезно, Паш. Не хочу ничего.
— А если… — он не договаривает — наш странный разговор прерывает звонок будильника, к которому я бросаюсь, точно к спасательному кругу. Меня затягивает во тьму к Соколову, но я отчаянно сопротивляюсь. Барахтаюсь в собственном мраке, который едким туманом проникает в легкие и отравляет мою жизнь.
— Мне пора собираться, — отключаю будильник. — Уходи, и давай забудем обо всем.
— И не подумаю, — усмехается, но не спорит — встает и стягивает со спинки стула свои вещи.
Я провожаю Пашку, закрывая за ним дверь на два замка и отвергая предложения отвезти меня на работу. Сегодня поеду на своей, чтобы не было вообще никаких соблазнов снова сдаться Соколову. Хватит. Я не выдержу его напор и не смогу дать всего, чего он ждет.
Мне нужно время, чтобы смириться с расставанием. Несколько дней печали и уныния. Всего лишь выплакать все слезы и выговорить подушке всю боль. Прорыдаться во время просмотра мелодрамы и напиться до беспамятства. Потанцевать с бокалом вина в комнате, надев только оверсайз-футболку на голое тело, под песни, в которых он козел, а она — богиня. Мне просто жизненно необходимо пережить разрыв в одиночестве.
День проходит спокойно и даже почти скучно. Я не избегаю Соколова — хожу по отделению большую часть рабочего времени, в столовой не забиваюсь привычно в угол, чтобы быть незаметной, а занимаю стол едва ли не в центре, но Пашки нет. Только вечером я узнаю, что он весь день на вызове, и тоска скребет в душе. Кажется, за два дня я привыкла видеть его рядом, а теперь я в гордом одиночестве выезжаю с парковки, закупаюсь в магазине, зачем-то нагребая полную тележку еды, словно жду гостей, и даже успеваю заехать за обоями.
Дома готовлю вкусный ужин, тащу еду в комнату и, расставив все на раскладном столике, сажусь на диван перед телевизором. Телефон мигает, я вижу номер Соколова, но игнорирую. Сбрасываю, выключаю звук и переворачиваю мобильный экраном вниз, чтобы не поддаться соблазну.
Плевать, чего там хочет Соколов. Я не пойду у него на поводу. По крайней мере, не сегодня. Мне нужно осмыслить его громкие слова и перестать чувствовать себя так, будто мне в грудь высадили всю обойму. А еще прекратить жалеть, потому что от Родина я и близко ничего подобного не слышала за время наших отношений.
Я пишу сообщение Лике, что все выходные проведу дома, и отключаю телефон. К черту все. Не хочу никого слышать, даже сотрудников банка, навязывающих кредит.
Следующий день я провожу в квартире Веры Павловны за поклейкой обоев. Выходит небыстро, я заканчиваю около десяти вечера и валюсь с ног без сил, едва добравшись до своей постели. В воскресенье меня настигает апатия. Я ем всякую гадость, целый день смотрю фильмы и только к вечеру воскресаю. Набираю ванну, разбрасываю лепестки роз, которые в пятницу вечером купила в цветочном как раз для этого случая, долго лежу, потому что серии «Темного желания» затягивают. Я снова возвращаюсь мыслями к Соколову, потому что у нас было что-то похожее — мы просто сошли с ума друг от друга. Это была вспышка, мимолетная искра, распалившая обоих.
