– У меня нет такого желания, – заявил Шавар. – Именно я пригласил их сюда.
Огонь внутри у Юсуфа стал сильнее.
– Зачем?
– Я хочу быть повелителем Египта, – ответил Шавар. – Однако этого не будет до тех пор, пока здесь остается ваша армия.
– Но мы же союзники. И я твой друг!
– Да, мы друзья, кто скажет, что это не так? – Шавар улыбнулся. – Мне больно поворачиваться спиной к такому доброму другу, как ты, Юсуф, но здесь нет ничего личного. Я должен был так поступить в интересах Египта.
Юсуф не мог поверить своим ушам. Этот человек не имел ничего общего с тем Шаваром, которого он знал. И улыбка, которую прежде Юсуф находил столь притягательной, сейчас выглядела фальшивой. Как он мог быть таким слепым?
– Будь проклят ты и все твои предки до седьмого колена, подлый ублюдок! – прокричал Ширкух, выхватил меч и принялся угрожающе им размахивать, не спуская глаз с Шавара. – Я не оставлю в Каире камня на камне. А тебе отрублю голову и помочусь в твой грязный рот!
– Вы можете попытаться, – весело ответил Шавар. – Но должен вас предупредить, что, если вы не уйдете прямо сейчас, с вами разберутся мои люди. Боюсь, это наш последний разговор. Прощайте, друзья.
– Сын ишака! – прорычал Ширкух. – Порождение шлюхи.
Стоявшие на стенах солдаты стали натягивать луки. Юсуф схватил дядю за руку.
– Пойдем, дядя. Нам нужно уходить. Мы отомстим ему позднее.
Апрель 1164 года: Каир
Джон подтянул грубый ворот плаща из темно-коричневой шерсти и с пряжкой на груди, как и полагалось духовному лицу. Миряне застегивали плащи на правом плече, чтобы оставить правую руку свободной. Еще одно преимущество пряжки на правом плече, с огорчением обнаружил Джон, состояло в том, что вес плаща распределялся так, что он не натирал кожу. Он снова поправил плащ, чтобы грубая шерсть не касалась раздраженной кожи. Даже в апреле в Египте стояла невероятная жара, и его туника промокла от пота.
– Я бы все отдал, чтобы сейчас оказаться в Англии, – пробормотал он.
– В Англии? – спросил Амори, когда Джон к нему подъехал.
Они вдвоем возглавляли колонну почти в пять тысяч воинов – среди них было около четырехсот конных рыцарей, у каждого из которых имелась толстая кольчуга, копье, меч и щит. Рыцарей окружало примерно три тысячи пехотинцев в кожаных куртках, вооруженных копьями и луками. Арьергард состоял из местной кавалерии, христиан, в течение нескольких поколений живших в Святой земле и имевших больше общего с сарацинами, чем с франками. Они предпочитали легкие доспехи и воевали бамбуковыми копьями и компактными изогнутыми луками.
– Я родился и вырос в Святой земле, – продолжал король, – и никогда не бывал в Англии, хотя слышал множество рассказов. Пилигримы постоянно говорят о родине. Зеленые поля, леса, изобилие воды… Я часто задаю себе вопрос: почему, если там так хорошо, столько людей приезжают сюда?
Джон не совсем понимал, как ответить на вопрос короля. Он заметил, что Амори с беспокойством трогает фрагмент истинного креста, висевшего на цепочке у него на груди. Джон надеялся, что Амори не ищет религиозного утешения. Джон все еще не был уверен, что он настоящий священник. Он жалел, что с ними нет Вильгельма, но канцлер отправился в Константинополь с миссией к римскому двору.
– Мне пришлось покинуть Англию, – наконец, ответил Джон. – Я убил брата. – Амори промолчал, поэтому Джон продолжал: – Он предал нашего отца и еще нескольких лордов-саксов королю-нормандцу за кусок земли.
