Орлиного цвета крылья - страница 22
– Это мы на Чёрном море, – сказала Аня у него за спиной. Теперь она была в свежей футболке и широких льняных штанах, волосы расчёсаны, приглажены и стянуты в тугой хвост.
– Вот как, – без интереса отозвался Филатов. – Чем же вам Японское не угодило?
– Оно прекрасно. Просто мы путешествовали.
– Автостопом? – почему-то спросил Михаил.
Аня искренне удивилась.
– Да. Откуда вы знаете?
Филатов почувствовал, как тоскливо сжимается сердце. Аня, всё больше изумляясь, смотрела, как он берет её гитару, садится и уверенно пробует звучание, прислушиваясь и чуть подтягивая колки. Она, боясь спугнуть его порыв, осторожно опустилась на стул. Он взял несколько пробных аккордов, и Аня почувствовала его смутную неуверенность, словно он не играл уже очень давно.
– Не знаю, слышали вы такую старую песню или нет… вряд ли, конечно.
Он начал играть, и Аня мгновенно узнала песню. А голос у него был приятный, хотя пел он негромко:
Нет мудрее и прекрасней средства от тревог,
Чем ночная песня шин…
Аня тихонечко подхватила:
Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог
Штопаем ранения души…
Он перестал петь и взглянул на неё.
– Знаете, – сказал он тихо. – Всё-то вы знаете.
– Нет, – сказала Аня так же тихо. – Не всё. Я-то думала, что вас я узнать успела. Оказывается, ничуть.
Филатов поставил гитару на место, и Аня ощутила сожаление.
– Вы думали, что я сатрап, правда? – он усмехнулся.
– Я никогда так не думала и сейчас не думаю.
– А что же вы обо мне думаете? – он постарался задать вопрос небрежно, словно ответ его вовсе и не интересовал, но вдруг понял со всей серьёзностью, что ждёт этого ответа, как ничего другого в жизни.
– А разве вам интересно, что о вас думают ваши… сотрудницы? – невинно поинтересовалась Аня.
– Ах, вы, колючка! – тихонько рассмеялся Михаил, и она тоже улыбнулась, почти как на фотографии. По окнам колотил дождь, и он вдруг ощутил такую расслабленность и нежелание никуда идти, и такую острую потребность щелкнуть клавишей электрочайника и завести долгий неспешный разговор… ну хотя бы о Чёрном море и об автостопе. И он так испугался этих неожиданных мыслей и ощущений, что резко поднялся, запахивая плащ.
– Прошу извинить меня, Анна Егоровна, но у меня сегодня еще встреча в мэрии.
– В чем же цель вашего… неожиданного визита? – спросила Аня вежливо и холодно, хотя ей прекрасно была ясна эта самая цель. Как ненадолго он открылся… думала она мучительно… как мало я успела узнать.
– Собственно, все и так ясно, Анна Егоровна. Я пришел просить прощения за своё недостойное поведение и … оскорбление вашего достоинства.
Вышло как-то коряво и высокопарно, и вовсе плохо. А она смотрела на него ледяными глазами, которые еще минуту назад были такими тёплыми и весёлыми. Ему хотелось завыть от злости.
Она могла его здорово и с полным на то правом помучить сейчас, и он ждал этого с обречённостью и остервенением. Она могла посмеяться над ним, даже попытаться унизить. И неизвестно, сможет ли он это выдержать или захлопнет её дверь навсегда. Но она ему нужна, и он не мог просто так отказаться от неё. Это была суперсекретарша, и ради неё стоило побороться – такой мыслью он пытался развлекать себя всю дорогу до её дома, впрочем, не слишком успешно. Он ждал, ждал её слов, чтобы правильно выбрать тактику, чтобы выйти с минимальными потерями для своей обострённой гордости, но она молчала, и это было хуже всего. Она не нападала, оставляя его в бессмысленной и беззащитной ситуации, и ему пришлось продолжать: