Орлиного цвета крылья - страница 21

Филатов посмотрел на неё своими пронзительными холодными глазами, и Анина душа сжалась в робкий писклявый комочек.

И всё-таки она женщина, потому что рядом сидит мужчина, с которым невозможно чувствовать себя «рубахой-парнем». Невозможно даже дышать, потому что воздух становится словно раскалённым, и его больно втягивать внутрь. И вместе с этим воздухом накаляются все внутренности, а сердце бухает, словно кузнечный молот – гулко и страшно…

– Я не знаю, зачем я здесь, – бросил вдруг Филатов сухо и зло. – Я не привык ни перед кем отчитываться и извиняться. Тем более перед… сотрудницами.

В это слово было влито столько яда, что кровь прихлынула к Аниным щекам.

– Саммит-то не за горами, – язвительно прошептала она.

Знакомое гневное пламя полыхнуло в его глазах.

– Думаете, без вас бы не обошелся?

– Вот и обойдитесь, – она настолько разозлилась, что стала выкарабкиваться из постели, хотя была лишь в длинной футболке и трусах. Ей хотелось, чтобы этот «финансовый гений» провалился сейчас ко всем чертям в преисподнюю, откуда, несомненно, и происходил.

– Вы куда? – рука ухватила её под локоть так неожиданно, что Аня вздрогнула и выдернула локоть.

– Я вообще-то у себя дома, Михаил Иванович. Я собираюсь пойти пописать, если вам так интересно. Если вы извращенец, то можете пойти со мной в туалет, я приглашаю.

Нинка всегда говорила ей, что она, Аня – грубятина, и ей надо рот с мылом мыть после её шуточек. Что любой приличный мужчина от одной такой шуточки пустится наутёк, не говоря уж о предложении выйти замуж. Но Филатов запрокинул голову и расхохотался так громко, что несчастная Анина голова отозвалась протяжным звоном. Аня невольно зажмурилась и тут же снова ощутила его руку под локтём.

– Пойдемте, я вас доведу, – проговорил он сквозь смех. – Но только до двери. На ваше приглашение вынужден ответить отказом. Как-нибудь в другой раз.

«И куда только подевалась его злость?» – растерянно подумала Аня, закрывая за собой дверь.

А Михаил прошел в кухню и огляделся. Кухня как кухня, маленькая, чистенькая, уютненькая. Из клетки на холодильнике на него с подозрением покосился лимонно-желтый попугай. Филатов неожиданно улыбнулся: у Ани на кухне стояла старая электроплита «Мечта», – такая же в точности, как была у них с мамой в старом доме в детстве. Он вспомнил парной запах молодой картошки с зеленью и холодное молоко в кружке. Самая вкусная картошка и самое вкусное молоко… куда там Петьке Афанасьеву. Михаил глубоко вздохнул, отгоняя воспоминания. Взгляд его переместился на гитару, стоявшую в углу кухонного диванчика. Он улыбнулся. Его странная секретарша еще и играет на гитаре. Или это не её? Он осторожно вытянул руку, провел по шероховатым струнам, и они отозвались тихим гудением. Порожки на грифе подстёрлись, лак на корпусе кое-где потрескался, но инструмент был хорош. Очень хорош… Сколько лет он не брал в руки гитару? Восемь? Десять? Пятнадцать? И где же тот Мишка, походник и автостопщик, где его звонкий юношеский тенорок?

В санузле зашумела вода. Попугай громко чирикнул. С фотографии на широком подоконнике ему улыбались три весёлые девчонки на морском пляже. Слева – Нинка, рот смеётся во всю ширь, через плечо – толстая чёрная коса. Справа – незнакомая ему тоненькая девушка с вьющимися волосами, вся в деревянных бусах и плетеных фенечках. Аня – посередине, загорелая, довольная, с распущенной гривой золотистых волос. Он и не догадывался, что у неё такие роскошные волосы. Они же все время стянуты в косу. У всех троих на лбах – плетеная тесьма. Это придавало им какую-то загадочность, необъяснимую привлекательность. Филатов смотрел на фотографию пристально и долго. Потом на него нахлынула неожиданная злость, и он со стуком поставил рамку на место. Вся эта загадочность имеет одну только цель – соблазнение особей противоположного пола и устройство собственного благополучия. Если бы его секретарша хоть раз попробовала ему так улыбнуться, он бы с легкостью и сразу выставил её вон. Но она не пробовала. Ни разу! И это, как ни странно, злило больше всего.