Оружейник из Милана - страница 26
– Понятно! В таком случае вы должны воспрепятствовать его отъезду… так нужно!
– Я не могу, – прошептал Мирон, – король есть король, перед его волей должны склоняться все без исключения.
Из груди герцогини вырвался сдавленный вздох.
– Боже мой! – сказала она. – Сделайте так, чтобы он прожил еще восемь дней.
Затем, по-прежнему обращаясь к Мирону, добавила:
– Я еду в Париж; точнее даже не еду, а лечу. Там я собираюсь отыскать ключ к тайне, которая, не исключено, продлит жизнь королю. Скажете ему, что я уехала, чтобы приготовить Париж и Лувр к его возвращению и что я буду ждать его там… Прощайте… мне пора…
II. О неаполитанце Джузеппе, который вновь появляется на сцене
В верхнем течении Сены, на ее левом берегу, в том самом месте, где сегодня возвышаются последние убогие дома предместья Сен-Марсель, где начинается, или, если угодно, заканчивается Латинский квартал, в те времена можно было увидеть небольшой, одиноко стоявший особняк, башенки которого купались в воде и, казалось, меланхолично взирали на горделивые фронтоны Лувра, этой величественной обители королей.
Особняк этот, недавно отреставрированный, возвышался посреди обширного сада, простиравшегося на юг под огромным тенистым куполом платанов и лип, посаженных предыдущими поколениями.
В течение долгого времени этот одинокий дом, рядом с которым не было никаких величественных строений, оставался безлюдным. За ним молчаливо ухаживал старый, нелюдимый слуга Калеб – мрачный, всегда погруженный в свои мысли человек, никогда ни с кем не разговаривавший и не произносивший имени своих отсутствующих хозяев.
Обитатели окрестных кварталов знали лишь то, что когда-то этот особняк принадлежал некоему дворянину из Пуатье, старому маркизу де Сент-Андре, убитому двадцать лет назад на дуэли с каким-то незнакомцем, кажется, итальянцем.
Из-за чего состоялась эта дуэль? Этого не ведал никто.
Был ли маркиз последним представителем своего рода или же у него остались наследники?
Это тоже было неизвестно.
Наконец, кому теперь принадлежал этот дом?
И этот вопрос разрешить было очень трудно.
Тем не менее, в конце прошедшего лета, вечером того самого дня, когда горожане, сгорая от любопытства и жажды эмоций, толпилась у дороги, по которой должна была проследовать мадам Екатерина Медичи, прибывшая из Италии и направлявшаяся в Лувр, перед дверью этого небольшого особняка, так долго закрытой, остановился паланкин с плотно задернутыми занавесками из кордовской кожи. Из него вышли двое молодых людей – мужчина и женщина.
И он, и она были красивы и выглядели влюбленными друг в друга.
Бедных, прозябавших в нужде жителей Латинского квартала и предместья Сен-Марсель их приезд взволновал, они даже надеялись, что тут же узнают как зовут новых хозяев заброшенного дома, но ожидания их не оправдались.
Молодые люди стали жить затворниками в своем особняке, в котором вот уже месяц потихоньку шли ремонтные работы. Ревностно относясь к своему счастью и пряча его от посторонних глаз, они избегали появляться на людях и не присутствовали на праздниках в Лувре, Шамборе и Рамбуйе. Крайне редко, раз в несколько месяцев можно было увидеть как они, взявшись за руки, прогуливаются по крутому берегу реки или плывут в лодке вверх по течению по ее чистым, прозрачным водам.
Нетрудно догадаться, что этими молодыми людьми, этими влюбленными, так ревностно хранившими свое счастье, были юный маркиз де Сент-Андре и его прекрасная супруга Мария ди Польве.