Оружейник из Милана - страница 8

– Боже мой! – в страхе сказала принцесса.

– Поэтому, мадам, он умоляет вас назначить ему сегодня вечером последнее свидание.

– Я согласна! – прошептала Екатерина, испытывая странное волнение, которое Рафаэль объяснял ее любовью к Сент-Андре.

– Маркиз остановился на постоялом дворе «Золотой рог».

Она не отводила взгляда.

– Хорошо! – голос Екатерины дрогнул. – В полночь я буду в «Золотом роге». Пусть ждет меня там!

Рафаэль заслушался музыкой ее голоса, трепещущего и мелодичного, и его тоже охватило смутное волнение. При последних словах Екатерины он сделал шаг назад и принцесса, присевшая для того чтобы его выслушать, встала.

В этот момент маска ее, тесемки которой были завязаны плохо, слетела с лица и она испуганно вскрикнула. Рафаэль испытал неописуемое чувство. Он застыл как вкопанный от изумления и восхищения.

Девушка была прекрасна. Ему показалось, что это статуя из флорентийского музея, в которую вдохнул жизнь гений великого скульптора.

Принцесса поспешно поправила маску и выбежала, оставив окаменевшего Рафаэля посреди молельни.

В течение долгого времени юный оружейник стоял совершенно неподвижно. Голова у него кружилась. Затем к нему постепенно стало возвращаться присутствие духа. Дрожащий, потерянный и немного не в себе он, в свою очередь, тоже удалился, сдавленным голосом шепча:

– Боже! Как же она прекрасна!

Взглядом, которым он обменялся с принцессой, он вверил свою душу, посвятил свою жизнь.

И женщина эта, которую он уже любил, считая ее Марией ди Польве, была Екатериной Медичи, невестой будущего короля Франции.

– Проклятье! – говорил он, шагая по улицам Милана. – Проклятье! Эта женщина, я ее уже люблю… Но и он тоже ее любит… Он… человек, которому я несколько часов назад поклялся в вечной дружбе… О горе мне, горе!

Рафаэль забыл о том, что маркиз дожидается его в «Золотом роге», он, как безумный, вернулся в дом Гуаста-Карне, прошел в оружейный зал, где на скамье спал Джузеппе, и сорвал со стены шпагу, собираясь пронзить себя.

Но в этот момент неаполитанец проснулся. Он закричал, бросился к Рафаэлю, вырвал из его рук клинок и сломал о колено. Рафаэль покачнулся, словно человек, сраженный громом небесным, затем рухнул на пол и отчаянно прошептал:

– Цыганка была права… О горе мне, горе!

Джузеппе растерянно смотрел на своего юного друга и совершенно не понимал яростной вспышки боли и страданий, жертвой которой он стал.

Он попытался было порасспросить Рафаэля, но все напрасно. Юноша какое-то время хранил гробовое молчание, затем резко выпрямился и сказал:

– Пойдешь на постоялый двор «Золотой рог».

– Ну, если надо, – ответил Джузеппе.

– Спросишь там маркиза де Сент-Андре, того самого дворянина, который сегодня брал у меня урок, и просто скажешь ему: «Ждите, вечером, между одиннадцатью часами и полночью к вам придут».

Принцесса поспешно поправила маску и выбежала

– Хорошо, – сказал Джузеппе, – но я выполню ваше повеление и покину вас лишь при одном условии.

– Каком?

– Вы дадите мне слово больше не совершать подобных глупостей, за которыми я вас только что застал.

– Обещаю.

– В самом деле? – прищурился неаполитанец.

– Слово Рафаэля!

– Превосходно. Тогда бегу в «Золотой рог».

И Джузеппе ушел – немного успокоенный, но чрезвычайно заинтригованный и очень огорченный страданиями Рафаэля, страданиями, объяснений которым он найти не мог.

Молодой человек в течение какого-то времени оставался в оружейном зале, широким шагом меряя комнату. Он предавался самой мрачной меланхолии, с губ его слетали невнятные слова: