Осень №41. Декорации нашей жизни - страница 7

Она вдохнула. На миг мне показалось, что вечер в ее глазах стал более блестящим и выпуклым.

– Может, они думали, что это как-то спасет их отношения и их самих. Когда я замешивала состав, я смотрела на их обреченные лица, у которых еще была их надежда. Этим они и были связаны. Надежда обязывает. Она обязывает к тому, чтобы все сбылось так, как этого хочет она. Правильно говорят, самое лучшее наступает тогда, когда уже не на что надеяться. Ты хотя бы свободен.

Я затянулся.

– Что потом было с той парочкой?

– Они ушли из мастерской, держась за руки и унеся с собой всю их посуду, которую я обжигала в печи в полной тишине. Они просто стояли и смотрели на этот огонь, будто он, а не они сами должны были все исправить. В тот момент я очень сильно их поняла. Ну, знаешь, по-людски. Иногда так хочется отдать ответственность за свою надежду кому-то другому. Я думаю, в тот раз они видели меня чуть ли не вершителем их судеб. Или судьбы. Наверное, такие люди не считают, что могут существовать отдельно от своего человека. Наверное, они на полном серьезе думают, что не могут жить друг без друга. Вот они и смотрели на меня так. Сидели плечо к плечу и ждали, когда это все сработает. Когда я достану посуду из печи и вручу им ее в руки, как талисман.

Я кивнул и отпил немного своего пива. Мой взгляд сам упал на ее руки, которыми она обнимала себя поперек.

– Ты сказала, ты больше в это не веришь?

– Не верю.

У меня было много вопросов. Я был уверен, что у нее тоже. Она долго вглядывалась мне в глаза и при этом ее лицо принимало какое-то тоскливое выражение. Она смотрела на меня так, будто бы съела что-нибудь горькое. Можно было подумать, эта встреча могла пройти по-другому, если в прошлом я представлял ее себе именно так. Тут я подумал, что Кристина думала о чем-то ином. Не о том, о чем она говорила. У нее и тогда замечательно выходило врать. Она делала это так просто, будто делала это буквально всегда, когда открывала рот. Но ее выдавало ее лицо. Примерно то же и случилось сейчас. Я смотрел на нее и думал, что своими разговорами о посторонних вещах она отвлекала нас друг от друга. Это было написано у нее на лице. Но я играл по ее правилам. Я был должен себе и ей – делать вид, что все так, каким она хочет, чтобы оно было.

– Оказалось, что так красиво склеить можно только посуду. Ну и кое-какие другие вещи. Все остальное – уродство. Человек будет так же уродлив, если попытаться его починить. Человека шрамы не красят. Только посуду.

– А если разрисовать их фломастерами?

Она улыбнулась. Я знал, как с ней надо. Это чувство все большего узнавания концентрировалось где-то в кишках и скручивало все внутри. Ее глаза вспыхнули и сразу смягчились, будто она пресекла внутри себя какие-то мысли.

– Ты думаешь, у той парочки все получилось?

– Едва ли. Когда единственное, что тебе остается – склеивать разбитую посуду, дела плохи.

– А как насчет человека, который ее склеивает?

Она снова улыбнулась, но по-другому.

– Как долго мы не виделись… Я уже говорила о твоей бороде?

– Да.

Кристина закусила губу и задержала на мне свой взгляд.

– Я в браке уже семь лет.

– Это же отлично.

– Да. Это хорошо.

– Счастлива?

– После семи лет счастье уходит к другим людям.

Она взяла в руки чашку. Ее волосы немного подсохли.

– Больше этого срока оно не живет.

– Почему?

– Моя бабушка говорила, что ему надоедают одни и те же люди. Оно уходит, чтобы сменить обстановку. Все эти люди думают, что так будет всегда. Они останутся такими же и будут чувствовать это до конца жизни. Но счастье от них все равно уходит. Оно уходит к другим. Может, пройдя несколько тысяч кругов от одних к другим, оно и может к тебе вернуться, но до этого еще надо дожить. Это необходимо, чтобы люди скучали по счастью. Не воспринимали его как должное. Счастье – противоположность тому, что принято считать чем-то должным.