Осень Атлантиды - страница 17

Таллури подняла от удивления брови:

– Ты хочешь сказать, что лошадь знает, что мы ждем ее?

– Вот именно.

– Она придет? Сама придет?

– Это очень умное, а главное – очень интуитивное животное. Ечи придет непременно. Довольно таращиться – брось дорожный мешок и живо принимайся за работу: надо освободить повозку от травы.

Таллури обрывала руками тугие стебли вьюнов, ползучих и многоколенчатых растений, которые оплели повозку со всех сторон, проросли до облучка, вцепились в каждую доску, каждую деталь, впутались в спицы колес. Энгиус проверял крепежи.

Ленивое добродушное пофыркивание отвлекло их от работы.

– А, Ечи! – приветствовал Энгиус лошадь. – Доброе животное. Славное. Я рад тебе, хоть и не звал пока. Кто же это сделал?

– Это я! У меня получилось! – Таллури подбежала и потрепала коня по короткой жесткой холке. От его шкуры пахло лесом и летом, а от всего существа этого почти дикого животного веяло духом свободы и умиротворения.

– Молодец, Ечи, – заключил жрец, осмотрев заодно и коня, – ты с толком провел это время: здоров, силен, спокоен.

Ечи несколько раз наклонил голову, словно покивал, с достоинством принимая похвалу, и прошел к повозке, со знанием дела встав впереди.

Миля за милей была отсчитана по проселку в обратном порядке до Главной трассы, ведущей в Город.

Встал ли Ечи перед съездом на магистраль потому, что не знал, куда шагать дальше, или замешкался возничий, а конь лишь уловил его мысли, было непонятно. Но Ечи действительно неожиданно встал и стоял, спокойно опустив голову, лишь время от времени фыркал, прядал ушами и обмахивал себя хвостом.

Линия трассы с металлической жесткостью прорезала долину. Они могли видеть ее на многие мили – вправо и влево. Энгиус задумчиво молчал, а Таллури, впившись взглядом в дорогу, и не думала о нем: зрелище, представшее ее взору, было достойным внимания. Мало сказать, что трасса ожила – она бурлила жизнью. Картина настолько отличалась от того, чему свидетелями они были год назад, что просто дух захватывало!

В обе стороны непрерывным потоком шли экипажи всех размеров и видов. В центре неслись огромные серебристые и черные машины, по бокам от них с достоинством следовали разноцветные аппараты меньшего размера, с краю дороги, время от времени обдавая Таллури и Энгиуса пылью, деловито стучали копытами лошади, запряженные и в самые простые телеги и возки, и в дорогие ладьеподобные экипажи, задрапированные прекрасными тканями. А еще то тут, то там высоко над трассой проносились легкие и стремительные летучие устройства. Люди на магистрали поднимали головы и вглядывались им вслед.

Ошеломленная Таллури во все глаза смотрела на происходящее. Потом, не выдержав, невпопад спросила:

– Ты не пользуешься машиной, Энгиус, потому что ты – сын Бога Единого?

– Не вижу связи, – откликнулся жрец с хрипотцой и тут же кашлянул.

– Ну, я подумала… когда ты мне объяснял про разделение между атлантами… что теперь только технократы пользуются машинами.

– Все пользуются машинами. Вопрос – для чего? Также, как знаниями и интуицией пользуются не только сыны Закона Единого. Тот же вопрос – во имя чего, для чего?

Таллури кивнула. Оба примолкли.

Они все еще стояли на проселке, словно отгороженные от мира невидимым занавесом. Острое, как укол иглы, пронзительное чувство посетило Таллури: будто бы Энгиус бесконечно одинок. Она «считала» это неожиданно для самой себя. Но тут же поняла (а может быть, уверила себя?) – нет, не одинок, а свободен. Независим – до полной отделенности от всего мира, от «проносящейся» перед ним жизни, представленной сейчас суетным потоком машин.