– А насколько молодого? – не утерпев, спросила я.
– Ярославскому не исполнилось и сорока, когда он женился на Параше.
– Уй! – протянула Ковалева. – Ничего себе жених предпенсионного возраста!
– Да, на прекрасного юношу он не был похож. С Дормидонтом Ильичом подьячий познакомился в лавке в Суконном ряду у Кремля, где предпочитал покупать себе атлас и тафту на верхнее платье. Приветливый хозяин заведения торговал честно, гнилых тканей не подсовывал, покупателей не обсчитывал. Рад был почтительно потолковать со знатными людьми. От него Тимофей Никитич и узнал, что торг у купца идет хорошо, что Дормидонт Ильич открывает послезавтра уже третью лавку, что сынок его Афанасий – в милости у государя, что есть и дочь-невеста – красивая, кроткая и бережливая. Жадный подьячий заинтересовался услышанным. Обоюдовыгодное знакомство было продолжено. Скоро приказной служащий получил приглашение посетить новый дом купца в Замоскворечье и познакомиться с добронравной Прасковьей Дормидонтовной. В назначенный день гость явился. Учтиво поклонился молодой хозяйке, преподнес ей корзиночку заморских плодов, персиками называемых. И что же? Тучный, одышливый, с неприятно бегающими по сторонам глазами, Тимофей Никитич решительно не понравился Параше. Но отец заявил ей: хочешь-не хочешь, а это – твой будущий жених. Девочка несколько дней навзрыд плакала и не выходила из своей комнаты. Дормидонт Ильич, устав ждать, когда дочь покорится его воле, взял плеть и отстегал Парашу, приговаривая: «Я сказал, что ты станешь дворянкой – посему и быть! А как только твой муж себе пахотные земли и крепостных вернет – еще и помещицей. На розыск да хлопоты, знамо дело, деньги нужны – но тут уж я зятю помогу, отсыплю ему сколько надо. Зря, что ли, торговлишка моя день ото дня все в гору и в гору идет? Лишь бы нам, дочка, из бывших дворцовых крестьян в знать выбиться. А там уж я вашим поместьем сам поуправляю и уж, хе-хе, выгоду не упущу! Муж-то твой будущий и батюшка его, похоже, ничегошеньки в хозяйстве не понимают. Это же надо, разорить такое имение! Чую я, мои там руки нужны, чтоб поместье опять барыши приносить стало. Ну, да это все потом. А сейчас – нишкни, девка, и готовься к свадьбе. Тянуть не будем: к Покрову и обвенчаетесь с Тимофеем-то Никитичем». Параша вскрикнула и упала в обморок. Стряпуха с прачкой еле отлили ее водой. С того дня девочка перестала плакать. Она замкнулась, ожесточилась. Вместе с надеждами на счастье Параша утеряла и доброту, и веселость, и милосердие. Через месяц Тимофей Никитич посватался к ней. Согласие отца девушки было сразу же получено, согласия невесты никто не спрашивал. Параша, вместе с приглашенными помощницами, начала готовить себе приданое. Знали бы вы, какой она вдруг стала жадной и расчетливой! Упрямо поджав губы и глядя в пол с показным смирением, девушка каждый вечер, едва дождавшись отца с торга, требовала от него все новых и новых нарядов, скатертей, полотен и кружев. Дормидонт Ильич на этот раз отступил от своих обычных правил скопидомства и, посмеиваясь в бороду, приносил дочке то, что она просила. В глубине души купец пока еще боялся, что Параша, впав в отчаянье от пожилого толстого жениха, сделает что-нибудь над собой – в окно, скажем, выкинется или в реке утопится – или что там еще случается у этих заполошных глупых девок? Потому торговец не жалел денег, исполняя желания дочери. Да и грех было отказать в хорошем приданом, выдавая Парашу за дворянина! С девушкой случилось странное превращение: она больше не думала ни о любви, ни о радости супружества, ни о милых детках, которые, конечно, должны будут у нее родиться. Нареченную невесту интересовали только кованые сундуки, ежедневно вновь и вновь набиваемые тканями, посудой, одеждой, мехами. Она без устали, с радостной улыбкой, перебирала накопленное к свадьбе добро и заставляла девушек-рукодельниц все быстрее и быстрее шить, ткать, прясть, вязать. Наконец, она отказала им вообще в каком-либо отдыхе и посадила мастериц работать по ночам, при лучине. Войдя однажды утром в светлицу, хозяйка обнаружила, что измученные девушки спят, положив головы на недоконченные работы. Параша больно прибила провинившихся и в наказание морила их голодом весь день, до вечера. Дело в том, что зерна пороков, посеянные в ее душе дурным примером отца, дали наконец страшные всходы.
