Сердце мое посмело воспламениться.
Оно вопило: “Отныне тебя я не покину!”
Той благодати я решился покориться.
Не ведал деву я, даже нежным словом.
Ибо невинность всякой юности удел.
Сей ангел виделся мне чем-то новым.
Божество по красоте, которую узрел,
И плотью онемел освященный словом.
Вдоль вен сочится луч сердечного фонтана.
Запечатлевая образ возлюбленной души.
Люби сердце честно без расчета, плана.
О как переживанья в пылу тревоги хороши.
Заключен обет любви приливом океана
Мыслей, слов, волнистым провиденьем.
Любовь вечностью горит на алтаре небесном.
Свечой бессмертной, сердечным повеленьем,
Милосердного Творца венцом чудесным
На главе моей звучащим песнопеньем
В Арине любовь зажглась светилом.
Расправив крылья белые, любимая, она
Спешила сердце отворить чернилам.
Грустя и одеваясь в мрачные тона,
Гнушаясь сумасбродным илом,
В груди моей свет сердца моего узрела.
Но в ней не возгорелась пламенно любовь.
В столь юные лета в ней сердце огрубело.
Судьба пророчила – обитель чувств готовь,
Дабы отчаянье безнадежно оскудело.
Доселе я не знал любви, и выразить не мог
Словами той вечной благости законы.
Небеса не видел я, но знает Бог,
Я чувствовал душой мирозданья кроны
Любовь познав, я сам себе помог.
Коронованный слуга младого сердца.
Та осень, последним летним дуновеньем.
(Словно в Эдем отворена дверца)
Зовет солнцем и манит увеселеньем.
Природа льстится пестротой индейца.
Прозрачно небо, покуда зеленеют травы
Опыляя почву семенами и цветами
Душистыми матронами танцуют павы
Стебельки, раскачиваясь лепестками.
Приближают старость их озорные нравы.
Шумят деревья ко сну готовясь рано.
Дубравы шепчут: “Осень нынче милосердна”.
Листья желтые томятся рьяно.
Оголяет веточки тоскующая верба
Роняя жемчуга-медали непрестанно.
Покраснел смущенно клен – кроток он.
Гербарий ароматами чадит кадилом
Осенних запахов со всех сторон.
Златой ларец мир схож с камином,
Неистово горит, стая чернеющих ворон
И та пылает свежестью сухих листов.
Будто писатель рукопись сжигает.
Бросает в жар недремлющих костров.
И с кустов на деревья ветер краски орошает.
Настанут времена хранителей зонтов
От плача осени застигнутой в молитве.
Ее смертный одр покоится добром.
Влага побеждает в неравной битве,
Мокнут листья под проливным дождем.
Запах угасанья всюду – реквием сюите.
В угасанье утешенья встреча родилась.
Земная небесной стала, ею позабыта,
Но рекою Леты память унеслась
В постели забытья, где вуалями покрыта
Арина на перине вознеслась
И колыбельную ей спела осень.
Влажно умиленным моим очам.
О дева, сколько прошло, семь, восемь…
Вся жизнь прошла, безумье перстам
Моим, безумное у Бога просим.
Тебя я оставляю, дарю надежду тем мирам,
Где не будет ни страданий, ни боли.
Я пожертвую любовью, для счастья твоего.
Ибо я мудрец безумный, вестник воли
И на том пути окромя себя не вижу никого.
Творю в уединенье, пасмурные долы,
Бременем неизъяснимо тлеют в пене моего
Мирозданья всё предрешено, но не позабыть
Принцессу мрачную с власами черными как смоль.
Плоть бела ее, почти бесцветна, не скрыть
Ту красоту, что по естеству скромна.
Юбка в узорах странных, прельстить
Посмела, ее не вкушала моль.
О как она в изяществе стройна!
Идеал моих мечтаний, о чем я не мечтал.
Ручек нежные изгибы, талия ее тонка.
Всякий художник нынче горевал,
Не ведая доселе деву, что столь хороша.
Слыхал я, как музыканты рвали струны,
Поэты кусали перья, чернила залпом осушая.
Завидуя взору моему, кровоточили губы
