Эта маленькая тюрьма была уже переполнена нарушителями правильного ношения формы одежды. От скуки я уснул и блеванул. Проснулся от шума и драки этих нарушителей за право подышать свежим воздухом через смотровое окошечко в бронированной двери. На шум пришли часовой и начальник, всех вывели в пустыню, а мне дали половую тряпку. Я вытер все в каталажке и размазал по всей гауптвахте… При входе на гауптвахту нечистая сила отбрасывала смельчаков назад. Вот так заключённые потом и просидели возле этой самой гауптвахты до утра в ожидании ослабления парфюмерной магии. Но тщетно – воняло неделю, а то и дольше. Я нюхать не ходил, но те, которых поймали позже, рассказали об этом. А утром начальник тыла подполковник со смешной фамилией Гусеница пришел посмотреть, кого наловили.
To małe więzienie było już przepełnione sprawcami niewłaściwego noszenia munduru. Z nudów zasnąłem i zwymiotowałem. Obudziłem się z hałasu i walki tych przestępców o prawo do oddychania świeżym powietrzem przez okno widokowe w drzwiach pancernych. Na hałas przyszedł strażnik i szef, wszyscy zostali wyprowadzeni na pustynię, a ja dostałem szmatę seksualną. Wytarłem wszystko w kazamacie i rozmazałem cały dom Skarbowy… Przy wejściu do aresztu zła siła odrzuciła śmiałków z powrotem. W ten sposób więźniowie potem siedzieli w pobliżu tej samej aresztu do rana, czekając na osłabienie magii perfum. Ale na próżno-śmierdziało przez tydzień, a nawet dłużej. Nie poszedłem wąchać, ale ci, których złapano później, powiedzieli o tym. A rano szef tył ppłk ze śmiesznym nazwiskiem Gąsienica przyszedł zobaczyć, kogo patrole złapały.
– За что? – спросил он, проходя мимо меня.
Я (руки по швам): – Нарушение формы одежды.
– Да? А я слышал, ТОГО… – и он провел тыльной стороной ладони под горлом.
Интуиция отчаянно пихнула меня обратиться на удачу:
– Товарищ полковник (льстивое повышение в звании)! Возьмите на поруки!!! В жизни в рот гадость не возьму…
Полковник как-то оторопел от такой наглости, а потом вдруг сказал начальнику губы:
– Отпустить.
…и меня выпустили… а пацаны остались пропитывать правильным запахом зелёную форму одежды. Противно всё это, конечно, а потому за изощрения в словах простите. Банально описывать вовсе не хочется. Стыдно.
– Za co? – zapytał, mijając mnie.
Ja (ręce w szwach): – naruszenie formy ubioru.
– Tak? Słyszałem o tym… – i trzymał tył dłoni pod gardłem.
Intuicja rozpaczliwie pchnął mnie zwrócić się do szczęścia:
– Towarzyszu pułkowniku! Proszę o kaucję!!! W życiu nie wezmę obrzydliwości do ust…
