Читать онлайн Алекс Эдельвайс - Ошибка

Nothing is numbing my pain

The fragments of my faith

Became the blade in my hand.

Just darkness my eyes see

Pushed me to the end of all dead-end-streets.

Heaven Shall Burn “Numbing the pain”

Your mortality is the highest prize;

Your mind's intricate in a labyrinth turned inside out.

Epica “Dancing in a Hurricane”

«Ну что ж, утречко доброе…» – сказал он сам себе; сказало это не имеющее формы сознание своей постоянной вот уже на протяжении 20-и с лишним лет тюрьме.

Сегодня даже вгрызающееся в личное пространство и благоразумие солнце не сводило с ума, как обычно, хотя палило в самое окно. Проснувшись, он чувствовал лёгкую тошноту и какое-то смутное волнение – кажется, вчера он принял какое-то решение, и кажется, оно одновременно угнетало и воодушевляло, спасая и от солнечного монстра, и от обычно наваливавшейся с самого утра давящей безнадёжности бессмысленных обязательств непонятно перед кем.

Он проснулся, но чувство было, как во сне. Такое уже бывало несколько раз в жизни, и каждый раз во время таких моментов казалось, что после этого всё кардинально изменится; но ничего, конечно же, не менялось. Но всегда было это чувство свободы и безнаказанности, чувство, будто с тебя разом всё сбросили, или что у тебя вообще нет тела – ты просто дух, привидение, наблюдатель, и только при желании – активный участник; никто тебя не заставляет, да и что тебе до этих смертных?

Он сел на кровати. Он не очень понимал, почему так хочет спать. Будильник прозвенел ещё раз… Будильник? Вчера он по привычке снова его поставил. А, что это?.. Внезапное помутнение, молниеносное опустошение. Быстрее! Автоматизм.

Очнулся он, стоя в душном вагоне метро, прислонившись к стене, настоятельно призывающей «не прислоняться».

«Чёрт, я опять… Это всё проклятый будильник! Он запустил этот чёртов ежедневный сценарий… Так, впредь нужно быть сознательнее. Сосредоточься!»

Один малейший проступок, одно мизерное отклонение от установленного порядка запускало процесс, который было не остановить – он брал своё до конца, чем дальше, тем интенсивнее, пока не выжимал всё и не подходил к той точке, с которой уже нельзя продолжать. Только тогда всё заканчивалось. А можно ли определить эту точку в глобальном смысле? Он часто думал над этим, и в силу того, что всё продолжалось даже тогда, когда казалось, что дальше некуда, пришел к выводу, что нет. Максимализм пришлось оставить повседневности. Машинально он полез в карман, достал наушники. Оп, вылет!

Осознанность потихоньку вернулась, когда он подошёл ко входу в университет. Глупо было бы, наверное, топтаться на месте или тупо повернуть назад. Всегда боясь выглядеть глупо, он вошёл. «В конце концов, почему бы и нет… Времени ещё куча, а впереди у меня целая вечность».

Усаживаясь за парту, он спохватился. Нужно было совершить ежедневный ритуал – вспомнить своё имя, на случай, если вдруг обратятся. Спать хотелось жутко, и он чуть было не отключился снова. Почему-то обычно всегда помогало смотреть на свои руки. Видишь руки, затем примерно представляешь тело, а потом вспоминается имя и статус. Но в этот раз он просто порылся в рюкзаке – о, корочка – пожалуйста: имя, факультет, даже фотография. Он вздохнул с облегчением.

– Итак, Вы помните какие-нибудь цели и принципы из устава ООН?

Вопрос был явно обращён к нему.

– М-м-м…

– Только некоторые из них. Помните, мы в прошлый раз обсуждали их перевод.

Спокойный, вкрадчивый голос. Приветливая улыбка. Он бы ответил, конечно же, да вот только он снова рассеялся. Тут бы себя заново вспомнить, боже мой, где там эта карточка… Витал где-то под потолком, а кругом туман… Какой-то голос издалека…

– Ладно, давайте я Вам немного подскажу? Например, «…вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и…»

На последнем слове его сознание как будто немного прояснилось.

– Подождите! Мне кажется, я вспомнил что-то, что-то важное, дайте мне несколько секунд…

– Хорошо.

Нет, ничего особенного: на ум всего лишь пришло слово Dignitas1, заслуженно величающее швейцарскую некоммерческую организацию, предоставляющую людям в невыносимом состоянии здоровья возможность закончить жизнь ассистируемым самоубийством.

– А… извините. Я вспомнил не то. Просто… не спрашивайте меня, пожалуйста. Я не знаю ответа.

– С Вами всё хорошо? Может, Вы плохо себя чувствуете?

– Ах да, да, но, знаете, ничего серьёзного – просто погода сегодня такая.

Это стоило огромных усилий. Но он смог, он собрался, он сказал, и, когда от него отстали, развеялся снова. Как обычно, в голове звучали какие-то диалоги, совершенно не к месту…

И зачем он только вошёл сюда? Пора собраться. Срочно. Неужели и без того не хватало этого ежедневного спектакля; какой смысл напоследок позориться?..

…проклятый будильник.

С твёрдой решимостью уйти сейчас же, он оказался сидящим на следующей паре.

Ох, эта монотонность всегда заставляла его закатывать глаза. Тянется, как сыр в макаронах… оп, кажется, появилась какая-то новая интонация. Так, собраться. Есть контакт. Что у нас тут?..

Ясно. Взгляд направлен на него. Ему снова задали вопрос.

– Не могли бы Вы, пожалуйста, повторить вопрос? Я хотел просто уточнить некоторые детали, чтобы ответить правильно.

– Кхм… Уточнять там, собственно, нечего – я спросила, что такое i-мутация.

– А, хорошо. I-мутация. I-мутация это-о…

Внезапно он устал. Ему даже не захотелось передвигать язык.

– А вообще, если честно, мне абсолютно похер.

Он поднялся и покинул университет.

Выйдя на воздух, он вздохнул с облегчением. Осознанность на время вернулась; и это утреннее ощущение безнаказанности – будильника будто и не было.

Солнце то выходило, то заходило за облака; порывами дул весенний ветер, и прошлогодние листья порхали в воздухе. Необъяснимая лёгкость несла его по улице, словно медленное течение по реке. С лица не сходила блаженная улыбка; тела не ощущалось – только самый верх головы. Он еле сдерживался, чтобы не начать смеяться.

Изредка проходящие мимо люди казались аватарами, или декорациями. С кучей всего лишнего, искусственного, бессмысленного, ненужного. Но какая ему уже разница.

Он лежал на холодной земле, только-только начавшей покрываться свежей тонкой травой. Сверху ослепительно светило солнце, пронизывая лучами воздух и делая его нереальным. Листья летали в потоках ветра столбами.

Так холодно со спины и такое тепло льётся сверху. Он осуществил свою давнюю мечту – просто лежал без движения, не думая, полностью расслабив всё тело. Хотя нет, полностью никогда не получалось – шея и затылок всегда оставались напряженными. Этакий недо-труп.

Какое же наслаждение. Идеальное состояние.

В детстве – да и потом – он часто проделывал следующую вещь: нырял под воду и застывал. В море это было особенно удобно – можно было держаться за водоросли. Цель была в достижении особого положения: когда тело неподвижно, вода вокруг тоже со временем будто застывает, и постепенно создаётся ощущение, что воды вокруг нет и вовсе, что ты висишь в воздухе. Да и это большой вопрос – в атмосфере всё-таки время от времени появляется хоть какой-то ветерок, какие-никакие воздушные потоки нет нет, да пошевелят волоски на руках. А тут – вакуум. И это было удивительно, гипнотизирующе; можно было бы так и застыть на бесконечно долгое время, если бы только лёгкие не начинали сжиматься, заставляя, дотянув до последнего момента, выныривать на поверхность.

Сейчас это вспомнилось… Он перестал чувствовать конечности, затем и туловище. Осталась только голова. Лёгкость. Как будто он уже исчез. Даже не хочется ничего.

Он не помнил, сколько так пролежал. Благо, в лесу никого не было. Однако он начал чувствовать прохладу и характерный запах воды и сырости, а небо из голубого стало сиреневым. Надо было встать.

Он шёл между деревьями, как тень; медленно, отсутствующе. Дошёл, наконец, до железной дороги. Свет её фонарей шнырял промеж тёмных стволов, создавая ощущение, будто впереди – сцена с прожекторами.

«Что ж, я всегда втайне мечтал стать актером».

Подъём на насыпь длился бесконечно долго. Теперь оставалось только дождаться поезда.

На какое-то мгновение накатила странная весёлость. А потом ещё вспомнилось, как в школе, на математике, приступая к решению задачи, которую он заведомо знал, что не решит, он радовался, пока писал номер упражнения и чертил схему – это были те короткие секунды, оттягивающие неизбежное; и, хотя они быстро проходили, он мог сказать, что пока, в этот конкретный момент, волноваться не о чем. Ну а потом ему просто не оставят выбора.

При звуках приближающегося поезда он был полон твёрдости и решимости. Одёрнуть себя, привести в состояние дисциплинированности и безоговорочности. Это ему удалось блестяще; он почти внутренне торжествовал, если бы не животный ужас и оглушительный лязг в ушах.

Однако это были не единственные проблемы бренной оболочки: в следующий момент, когда он вот-вот собирался кинуться вперед, в глазах резко потемнело, и он…

…упал.

Но, по законам физики, не в ту сторону.

Падая назад, он успел одновременно подумать о собственной ничтожности и испытать подобие облегчения.

Последняя звезда клонилась к закату. В низине между холмами, которые простирались к горизонту и плавно переходили в хрустальные, растворяющиеся в небе горы, сидела группа фигур. Расположились довольно расслабленно, однако в позах всё равно чувствовалась твёрдость и прямота осанки. Длинные белые волосы, которым наконец дали волю после насыщенного дня, слегка колыхались лёгким вечерним ветерком, изредка прилетавшим с ближайшего озера. Посередине своеобразного круга горел костёр; его сине-фиолетовые сполохи время от времени отражались в устало-спокойных, сосредоточенно-восторженных глазах сидящих.

Одна фигура немного выделялась на фоне других. Казалось, остальные слушают то, что говорит этот человек. Подойдя поближе, можно было заметить в его чёрных миндалевидных глазах, отражающих фиолетовые блики, тень высокомерия, дымку чуть завышенного чувства собственного достоинства.

На секунду воцарилось молчание, и тема разговора переменилась.

– А ведь скоро состоится обряд посвящения нового жреца. Не могу поверить… совсем недавно были эио-ом2 соревнования, а уже…

– Вот-вот! Не успел я снять опознавательные перья…

– Интересно, кто будет новым жрецом?

– Ну уж явно не ты!

– Да я и не претендую…

Пока более молодые люди шутливо препирались, внимание остальных было неосознанно приковано к тому самому человеку, который сейчас слегка потупил горделивый взгляд, выжидающе смотря куда-то в огонь. Наконец кто-то осторожно заметил:

– Нет смысла спорить. Вероятнее всего, новым жрецом будет Эйи, – он неуверенно и с каким-то благоговением посмотрел на того, про кого говорил. – Во всяком случае, не стоило начинать эту тему – всё равно заранее мы ничего не имеем права знать…

– Да, это так. Я буду следующим жрецом, – Эйи резко поднял чёрные глаза и окинул ими притихшие, будто застывшие на этих словах фигуры.

Молчание длилось несколько секунд. Наконец кто-то ошеломлённо выпалил:

– Ты зачем… Ты же не имел права этого говорить! В смысле, что… правила запрещают будущему жрецу сообщать о Её решении заранее, иначе может быть…

– Я рад, что ты выучил правила, – несмотря на то, что пришлось перебить, голос был спокойный, примиряющий, хоть и не без самоуверенных ноток. – Я просто считаю правильным то, что говорю и делаю, а говорю я то, что нет абсолютных правил. Я не вижу смысла конкретно в этом. Какая разница, когда мой статус будет объявлен – я с самого начала это знал: есть такие вещи, которые понятны без ритуалов и без предварительных разъяснений.