Ошибка Амура - страница 4

Она смотрела на своего старого деда, не веря своим глазам. Она их потерла руками, потрясла головой, чтобы удостовериться, что это не сон. Происходило что-то невероятное, она никак не могла понять – что? Привыкший везде искать симптомы болезней, дед сперва схватился за кольнувшую поясницу.

– Ой, помираю! Если что, детям скажи, чтобы не обижались на меня, строгим я был очень.

– Ну чего ты там городишь? С чего помирать собрался? Сейчас пройдет, не впервой. Обопрись на меня!

Медленно, словно боясь переломиться, дед выпрямился. Развернулись его опустившиеся с годами плечи. Заиграли глаза молодым задором, глянул он игриво на свою старушку. Неожиданно что-то жаркое, словно молния, сверкнув, прошло через них обоих. Остывшая и еле ползущая по артериям кровь забурлила. Пробежалась горячим потоком по сердцу и разлилась по рукам и ногам.

– Что делается, а? Что это было, а?

Дед вскочил, обнял бабку за плечи и прижал к себе крепко. Она, охнув от нахлынувших чувств, и чуть не теряя сознание от забытых ощущений, прикоснулась сухими губами к его шее. Они удивленные и счастливые кинулись обниматься, кровь заиграла в жилах, страсть вскипела в глазах.

– Твою дивизию! Жизнь появилась мать, жизнь появилась! – завопил дед, не веря ощущениям, проверил эту самую «жизнь» руками. Потом как разгоряченный петушок, дал три круга вокруг своей курочки, то есть бабушки. Та, заливаясь юным и задорным смехом, шлепнула его по костлявому заду. Он сгрёб ее в охапку, и они помчались, даже не сговариваясь, вприпрыжку домой. Бежали, целуясь взасос на ходу, забыв товар возле магазина.

– Савельевна, Трофимыч, редиску-то свою забыли! – недоуменно кричала вслед соседка.

Видела она очень плохо, ещё умудрилась и очки забыть дома на холодильнике. Поэтому ничего не поняла из их нелепых телодвижений, ей показалось, что Трофимыч крутился, схватившись за живот.

– Ну ладно, разболелось видать чего у него, вдруг прям аппендицит случился? – подумала она. – Вспомнят, что товар с ведром оставили возле магазина, придут и заберут.

Соседка распродала до обеда свой товар, попутно избавилась и от укропа и редиски, оставленных «заболевшими». Собрав все ведра и складные стулья в охапку, она пошла домой, переживая за них. Шла и охала, качала головой и бормотала себе что-то под нос. Поднимаясь по лестнице к себе на пятый этаж, запыхавшись, остановилась отдышаться. Как раз квартира этих бедолаг, ох и жалко их было соседке. Больше жалости ее терзало любопытство, и она позвонила им в дверь. Повод был, нужно было отдать ведро, но так хотелось узнать, что же с соседом случилось.

Дверь открыла раскрасневшаяся Савельевна, глаза у нее горели, щёки алели.

– Аль разболелось чего у Трофимыча, почто убежали так скоро? – недоумевала соседка.

– Ой, разболелось соседушка, разболелось! – еле сдерживая радостный смех, выговорила Савельевна. Она оглядывалась краем глаз в спальню, где в нетерпении бил копытом конь Трофимыч.

– Возьми деньги и ведро, я продала ваш товар, что добру пропадать, – соседка сочувствующе смотрела на Савельевну.

– Деньги себе оставь, не до них пока, спасибо, что ведро принесла.

«Совсем видать дело плохо у него, – думала соседка. – В постели лежит, встать не может. Даже деньги не взяли за редиску, эх, жалко Савельевну, вдовой скоро станет.»

Вдовья жизнь она нелегкая, по себе знает соседка.

А Трофимыч с Савельевной бурно радовались жизни. Радость-то какая, ведь они уже лет двадцать не знали страсти, жили по привычке, думая только о самом необходимом. Тащили воз забот и хлопот всю жизнь, когда оглянулись, оказалось, что молодость пролетела. Любовь и желания угасли, оставив лишь привычку и общих детей и внуков. Потом начались болезни, давление то падало, то повышалось. Голова болела, спину ломило, сон приходил через раз, а то и мог, как привередливый гость, заглядывать раз в неделю. Лекарства заняли полки в холодильнике, горой лежали на столе.