Возвращение в Сент-Себастьян окончательно убедило Эриксона в том, что в Леране свершился глубокий перелом. Ещё в дороге, услышав льющуюся из автомагнитолы популярную песенку о фаэтах, потерявших свою планету, Леран заметил:
– Зачем столько лишнего шума? Ведь мы только хотели изменить восприятие людьми собственного мира.
– Чужие уроки никогда не шли на пользу людям, – угрюмо сказал Барт; ему тоже не нравилась сенсационная волна, поднятая вокруг Лерана, – Придётся привыкать. Бизнес превратил кости Фаэтона в золотую жилу. Пока не выкачают из темы последний цент, они не успокоятся.
После прощания с семьёй Леран вернул внешнюю непроницаемость, непробиваемую невозмутимость. Барт подозревал, что он раскаивается в осуществлении собственной идеи о Фаэтоне. Но работа над серией выпусков тележурнала продолжилась, накопленного материала вполне могло хватить на год успеха. И всё-таки уже через два дня Леран явился в комнату-кабинет Эриксона с новым предложением.
– Барт, я тебе не помешал? Ты говорил, что занимался золотым дождём. Меня он тоже привлекает. Не знаю, в чём дело, но не меньше, чем Фаэтон. Нет, я не собираюсь выпускать тему в эфир. Но проблема земная, близкая, и безусловно за ней скрывается что-то важное для людей.
Эриксон снова ощутил неприятный холодок в спине. Он уже думал над тем, что получится, если Леран обратится к золотому дождю. Ничего хорошего не получится. Будет хуже, чем с Фаэтоном. И не исключен удар по Ирвину Кронину, чего Леран не понимает. Ирвином без слов дал понять Эриксону: лучше золотой дождь не трогать. Прав Ирвин – есть для людей запретные зоны, куда их любознательность не должна заходить. Но объяснить Лерану то, что находилось за пределами рационального, основываясь на чистых эмоциях, он бы не смог. Да и не было в том смысла, Леран сам принимал решения о том, чем ему заниматься. И если он пришёл к нему с вопросом, то, без сомнения, успел основательно разобраться в проблеме и имел собственное мнение.
– Какие-то трудности?
– Я чего-то не понимаю. За последние полвека в мире зарегистрировано не более десятка случаев падения золотого дождя. Думаю, около половины – фальсификация. Но несколько, подобных дождю у Нью-Прайса, точно было. И их видели живые люди. Но никого из свидетелей обнаружить не удаётся. Не могут же они прятаться? Бессмыслица какая-то.
– А Джимми Козловски?
– Козловски месяц или два назад переехал в столицу. Там его имени не удалось найти ни в телефонных, ни других справочниках. Полицейское расследование ведь нет оснований начинать.
– Да… Такое бывает, Леран, – успокоил его Барт, – Без личных встреч со свидетелями можно обойтись? Объективных данных должно быть достаточно.
– С ними тоже непросто. Столько накручено, что я не могу отделить действительное от надуманного. А без этого, сам понимаешь…
– И много накручено? – Эриксону было любопытно, что нового о золотом дожде отыскал Леран; сам он отошёл от легендарной проблемы и не собирался возвращаться к ней после памятного разговора с Ирвином Крониным.
– Какие-то русалки… Фотографии явно поддельные. Чудовище, напоминающее драконов… Рисунки очевидцев. Самих очевидцев нет, многих никогда не было. Вот, послушай…
Леран раскрыл папку, достал один листок.
– В заливе Свежести, где-то в районе моря Дьявола, пять лет назад прошёл золотой дождь. В это же время со стороны моря слышался трубный звук, похожий на сирену лихтеровоза. И туман над водой. Жители прибрежной деревни услышали вечером голос, трижды повторивший одно слово на неизвестном языке. Голос моря привёл людей в ужас, они покинули дома и ушли в горы. Вернувшись через месяц, они застали свои дома полуразрушенными и разграбленными. Распространились слухи о трёхголовом драконе, выползшем из моря. На берегу трёхголовое чудовище разделилось на трёх одноголовых. Видимо, ценности далеко не богатых рыбацких семей унёс с собой один из этих трёх. На троих маловато. Подобных рассказов – изобилие.
