За спиной что-то грохнуло. Мы обернулись, застав прыгнувший на пол обломок чашки и бегущее перед ним кофейное полотно, пропахшее осевшей по керамическим стенкам горечью. Ловко прошмыгнув под перилами, пузатый чёрно-белый кот, оставивший за собой мокрые следы, скрылся в направлении соседних домов.
Ненавистная чашка лежала передо мной, мёртвая и изуродованная. Проклятье дышало мне в спину: оно подобралось слишком близко. Прыжком преодолело дистанцию, имевшуюся между нами в то время, когда я держал в руках целостность холодной керамической ручки. Мне некуда было бежать. Лопата перестала казаться оружием – я смотрел на неё через смиренное отчаяние.
Каждая минута промедления приближала меня к гибели. Я рисковал растечься по земле подобно кофейному пятну.
– Я же просила тебя убрать за собой!
М. хотела, чтобы на месте чашки был я. Она больше не была моим союзником. Она никогда не была на моей стороне, окончательно и бесповоротно признав власть творящего хаос свёртка. Их тандем нёс потери. На моих глазах он лишился своего совершенства. Кто-то лишается – кто-то приобретает. Я почувствовал прилившую к телу силу. Проклятие было разрушено. Чашка взяла его на себя, разрушив страшные планы своих союзников.
На моей стороне был только кот. Его следы начали медленно высыхать в потоках горячего воздуха.
Бог отвернулся, прикрыв глаза, – я посмотрел на небо, оседающее на ресницах белеющей пеленой. Облако кивнуло, в следующую секунду рассеявшись в бесформенные водяные капли.
Я сделал несколько шагов в сторону М. и занёс лопату над головой.
Мне не о чем было жалеть.
Мягкость подушки пленила разморенное сном тело. С каждым шагом солнца конечности всё больше тяжелели: могло показаться, что пальцы налились предвкушением наступающего дня и раздулись ожиданиями, повисшими на его позвоночнике. Хрупкость недель, месяцев и годов убеждала в несостоятельности планов ближайших часов.
Голоса птиц – свидетели пробуждающегося рассвета – не позволяли отложить встречу нового дня. Протянув руки пустоте, Д. заставил себя сесть в невесомости смявшегося одеяла. Плечи захолодило пробежавшимся по комнате сквозняком, Д. поморщился, нащупывая пальцами ног пушистые тапки. Просевший мех скрипнул, оказавшись прижатым влажными ступнями.
От потягиваний кольнуло в боку, от голода – затянуло в желудке.
Лёгкость в голове поприветствовала выпрямившееся тело, хрустнувшая спина капризом отозвалась на пробный шаг. Организм, не пытаясь ничего скрыть, разваливался на части, не имеющие ничего общего с их первородными качествами.
Скользнув пальцами по шершавым стенам, Д. поднялся на порог пахнущей сыростью ванной. В компактности стиральной машины и пластикового таза с грязной одеждой притаилась зубная щётка и мыло.
В кране зашипела вода и, разбившись о поверхность раковины, оставила на руках Д. надутые капли. Лицо освежило прохладой, брови и ресницы дёрнулись под пальцами, склонившись к влажным щекам. Шею защекотало спустившимися на плечи волосами, колючая паутина всегда приносила ворох ненужных проблем. Избавиться от «бесноватой мочалки», как называл их Д., не хватало времени: то накатившая сонливость, то шум ночного города без стеснения срывали планы. Подсознательно всё давно было решено: волосам навсегда суждено покрывать пульсирующую голову.
Доверившись прохладе воды, Д. как никогда ясно ощутил, как тёплая кровь обтекает голову – ему казалось, что метры пронизывающих кивающего болванчика сосудов выступили на поверхность, бесстыдно обнажив наготу. Наверняка где-то рядом бегал паук и наблюдал за глупостью обезумевшего двуногого.
