Похоже, это единственное, что удивило ее из моего рассказа. Все-таки она, судя по всему, была еще совсем ребенком.
– Я расскажу маме про тебя. Она поверит, – улыбнулась Оля так, как будто сама во всем сразу же мне поверила. – А вот папе и всем остальным скажем, что ты моя троюродная сестра, приехала издалека и будешь жить с нами, как моя компаньонка. Пока вот так, – и она протянула мне платье, с уже удлиненным подолом и как-то ловко распоротыми и вновь подшитыми, но уже свободнее, плечами, – а потом надо будет заказать тебе гардероб.
– Как же я буду жить у вас? Ты что, вот так, просто, откуда ни возьмись?
– Ну да. А что такого? Я давно, с тех самых пор, как бонна уехала от нас, мечтала о компаньонке. Ну, или ты найдешь способ вернуться в свое время… Но больше я не пущу тебя купаться в омуте, даже не думай! – и она притворно-строго погрозила крошечным пальчиком.
– Вы дворяне? – немного невпопад спросила я.
– Нет, что ты! Папа получил личное дворянство, но на нас это не распространяется. А что, ты согласна жить компаньонкой только у дворян?
Вот это да, подумала я. Не дворяне, но могут взять на полный пансион еще одного человека, и Оля говорит об этом, как о самой обыкновенной вещи. Я всегда считала свою семью достаточно состоятельной, но вряд ли наш бюджет потянул бы мою «компаньонку».
Оля тем временем поправила на мне свой собственный, немного модернизированный костюм, и заметила:
– Никто даже не усомнится в том, что мы родственницы, посмотри!
Я взглянула в большое старинное зеркало, в раме которого мы стояли с ней рядом. В одинаковых по фасону платьях мы и правда выглядели очень похожими друг на друга. А когда Оля так же ловко и незаметно, как с платьем, соорудила мне на голове прическу, похожую на ее собственную, мы вообще стали почти неотличимы. Только ее ботинки на пуговицах мне были слегка тесноваты, но эту беду Оля обещала поправить при первом же визите в город. А пока она на несколько минут оставила меня, а сама спустилась к матери, чтобы рассказать ей про меня.
Когда Оля вернулась, я хотела расспросить ее, что сказала ее мать – я была уверена, что она никогда не поверит в эту историю с перемещениями во времени. Но я не успела еще толком ничего сообразить, как прозвучал гонг, и Оля сказала:
– Пошли скорее обедать! – и снова схватила меня за руку и повела по неосвещенной лестнице вниз. Она, кажется, соображала гораздо быстрее меня.
Когда я в первый момент вошла в дом, меня не удивило, что лестница темная, особенно после яркого солнечного сада. Но сейчас я поискала глазами лампы – а вместо них увидела свечи в канделябрах!
– Точно 1909-й год… У вас ведь еще нет электричества?
Оля посмотрела на меня и не вдруг ответила:
– Ты про лампу накаливания? Я только слышала про такие, но здесь еще их нет и не было. Это все-таки деревня. Но подожди, мне надо представить тебя родителям.
С заметным волнением Оля вошла в столовую. Там уже сидели за большим столом, украшенном цветами, как я поняла тут же, ее родители – одетые еще винтажнее, чем Оля, и очень представительные. Отец в сюртуке – так, кажется, это называется? – в пенсне и с бородой. Мать в платье с воротником-стойкой, манжетами до пальцев и какой-то изящной брошкой у основания шеи. Они строго и вопросительно взглянули на дочь:
– Лёля, ты заставила себя ждать. Что случилось?
Оля застенчиво извинилась и сказала:
