— Папа, я не могу смириться, что тебя больше нет. Не могу это принять.
Мой голос кажется мне чужим и незнакомым. С тех пор, как не стало папы, я так редко говорю с кем-то, что перестала узнавать саму себя. Оседаю на землю рядом с могилой, не убирая руки с камня, окунаюсь в пустоту внутри себя. С каждым днём моя тоска по отцу только растёт. Мне становится больнее. Это невыносимо. Чувство вины и самобичевание — то чем я живу, последние полгода. «Это я убила его», — эта мысль вновь пронзает мозг, разъедает меня изнутри кислотой.
— Прости меня, папа, — шепчу тихо. — Прости меня за все! Прости, что была тебе плохой дочерью.
Приподнимаю голову, вновь смотрю на фото отца. Как живо удалось мастеру передать взгляд папы, все его черты.
— Прости… — мой голос срывается на плач.
Боль ломает рёбра изнутри. Меня вновь начинает лихорадить и трясти, как в первый день, когда не стало отца. Когда я поняла, что он больше никогда не откроет глаза. Я плачу без слёз, одним телом и душой. Плачу до тех пор, пока силы не покидают меня, пока тело и сознание не отключаются, и я не погружаюсь в полусон, в какой-то невероятный транс, и вновь прокручиваю в голове картины произошедшего.
Вот мы с Адэмом осыпаем друг друга оскорблениями. Затем слышим глухой удар. Я вижу отца, безжизненно лежащего на земле. Ужас и страх сковывают меня. Я старалась разбудить его, заставить открыть глаза, но с каждой прошедшей минутой меня охватывает отчаяние и обречённость. Всё вокруг вмиг переворачивается с ног на голову. Меня уводят в дом. Испуганные и растерянные лица гостей и Меллисы сменяют друг друга. Они что-то мне говорят, пытаются утешить. Истошный крик и плачь матери доносился до моих ушей. Я выбегаю на улицу и слышу, как врач неотложной помощи, наклонившись над отцом, говорит:
— Его уже не спасти — остановка сердца.
Он констатирует физическую смерть отца. В этот миг наступает и моя смерть — душевная. Все органы внутри превращаются в прах.
— Не-е-ет! — оглушительный вопль вырывается из груди.
Я бегу обратно к отцу, падаю на колени и стараюсь поднять его.
— Нет, нет, нет! — кричу, согнувшись от тяжести тела отца, не могу удержать его. — Неправда! Папа, вставай. Вставай!
Чувствую, как меня приподнимают, оттаскивают от него.
— Камилла, — говорит Адэма в самое ухо, — Камилла, его больше нет. Он умер.
— Не смей. Не смей такое говорить, — я отталкиваю его от себя, стучу руками по его груди. — Как ты можешь? Как ты можешь такое говорить, Адэм?!
Как он может произносить такое? Заглядываю ему в глаза, задыхаясь от ненависти. Он смотрит на меня, и я вижу слёзы на его глазах. Лицо Адэма перекошено от скорби.
— Мне жаль, — произносит он.
— Мой отец не умер! — кричу ему в лицо, замахиваясь, ударяю по щеке ладонью.
— Мура-а-аз! — крик матери прорывался в сознании сквозь окружающий шум. — Мой Мураз умер…
Я резко разворачиваюсь, решив вернуться к отцу. Он не может умереть! Все просто сошли с ума! Но мне не удаётся ступить и шагу. Адэм, разворачивает меня за плечи, стискивает в объятьях до хруста в костях.
— Его больше нет, — шепчет он мне.
Мой разум туманится, воздух покидает лёгкие. «Меня тоже больше нет», — последнее, что мелькает в голове перед тем, как я оседаю у него на руках.
***
Шаги и шуршание за спиной проникают в моё подсознание и выдергивают из сна. Я открываю глаза и моментально жалею об этом. Яркий дневной свет больно бьёт по ним. Понимаю, что нахожусь на кладбище уже достаточно долго, и заставляю себя встать. Затёкшие мышцы причиняют боль и дискомфорт.
