Для Неймоора весть о начале войны была как гром среди ясного неба. Вера в то, что враг за короткое время будет изгнан с захваченной территории, ни у кого не вызывала и тени сомнения. Все были уверены, что служившие в рядах Красной Армии сыновья и братья не допустят, чтобы фашизм мог нарушить жизнь и покой их родных и близких.
Но события тех лет развивались совсем по другому сценарию, написанному людьми «без царя в голове», как выразился дядя Якоб. Десятилетним мальчишкой он хорошо помнил массовое передвижение военных через их село. Еще остался в памяти и день, когда по дороге в школу детям объявили, что в школу идти не надо. Она была отдана в распоряжение красноармейцев. Дислоцировались они и в недалеко стоявшей роще. Истинного положения не знал никто. Раз шла война, причины удивляться не было. Но насколько были возмущены разбросанные по свету жители Поволжья, узнав десятилетия спустя уже из открытых источников, что готовился подлый сценарий вторжения в населенные пункты Поволжья немецких захватчиков. Ведь что могло произойти, даже страшно подумать. Могли бы погибнуть переодетые в форму вражеской армии красноармейцы. Ведь большее число населения были пионерами, комсомольцами, коммунистами. Добровольцы рвались на фронт. Но что-то в этой затее пошло не так. И слава Богу! Но уже целенаправленно изымались военные немецкого происхождения с передовой и из Армии вообще, не взирая на чины и заслуги. Многие за тот короткий период начала войны проявили свой героизм и отдали даже свои жизни за Родину. Из их числа некоторым были присвоены высокие правительственные награды и даже звания Героя Советского Союза. Нередки были случаи, когда скрывали свое немецкое происхождение и меняли имена, чтобы остаться на передовой.
Все, что происходило в первые месяцы войны, позднее можно было охарактеризовать, как репетицию. Сам же драматический спектакль состоялся после указа от 28 августа 1941 года. Ему больше подойдет название «Депортация немцев Поволжья и всего СССР в места не столь отдаленные или в никуда».
Услышав о выселении, старые люди говорили, что этого не может быть. Работа в тот день была отодвинута на второй план, хотя и было время уборки урожая. Жители всех трех улиц Неймоора собрались у здания колхозной конторы. Решено было командировать колхозного конюха на центральную точку в сельский Совет, чтобы он узнал об положении дел. За вернувшимся конюхом вскоре появились и представители НКВД. Они зачитали указ и начали перепись населения и имевшихся в наличии хозяйств. Людям самым постыдным образом «обещали» при возможности все сохранить и вернуть после их возвращения. В такие басни, рассказывал дядя Якоб, тогда могли поверить только мы, дети.
Время, отведенное на сборы, составляло сутки. То, что творилось в это время в селе, трудно даже описать. В каждый двор подавалась кем-то организованная повозка, запряженная лошадью или быком. Когда совсем стемнело, мы с отцом зачем-то спустились к реке. Он крепко держал меня за руку, но мне почему-то было очень страшно. Этот страх я помнил всегда, он был не от того, что было темно, ведь я был с отцом, а от какого-то необъяснимого предчувствия.
Первые подводы выехали, как только стемнело, а последние далеко за полночь, потому что всем сразу выехать было попросту невозможно. Улицы были забиты перегруженными повозками. Вещей наша семья погрузила довольно много. Помню даже большой сундук, набитый до отказа и закрытый на замок. Как я слышал позже, в других местах разрешалось брать ограниченное количество вещей. Видимо, это зависело от выселявших наше село. В семье почти все были взрослыми, кроме меня, поэтому вещей требовалось больше.
