К нам в жилище перешла жить Сюзанна. Аннамария и Сюзанна были замужем за братьями Моор. У обеих не было своих детей и мужья их были в трудармии. Они постоянно спорили, чей муж лучше.
Население в основном занималось выращиванием овощей, которые на плодородной земле росли на удивление хорошо. В пригородном колхозе занимались и выращиванием скота, перебросив с Поволжья породистых, черно-пестрых коров.
Управляющим всем этим хозяйством был некий Щульц. Судя по фамилии, немец. Он скорей всего был отозван в начале войны из армии. Слыл человеком непорядочным и жестоким. Обижал людей, невзирая на пол, возраст и национальность. Люди вынуждены были писать на него даже жалобы вышестоящему руководству.
К концу лета 1944 года возникла необходимость строительства овощехранилища. Щульцу пришло в голову ни что иное, как соорудить его на месте, где стояли землянки наших переселенцев. Нам предстояло новое уплотнение. Сигналы о негуманном отношении Щульца к колхозникам возымели место и последовала реакция. Вскоре в колхоз приехало руководство района и с ними была незнакомая местным женщина.
На общем собрании были выявлены все недостатки и нарушения со стороны управляющего и бухгалтера. Они были арестованы и понесли наказание по тогдашним законам военного времени. Новым председателем назначили рекомендованную районом Бузину Агнию Ивановну. Она оказалась дальновидным и порядочным человеком, сделавшим много хорошего для хозяйства и его тружеников.
При Бузиной в соседнем с Верещагиным Старотаруханске открыли интернат. Жили в нем двенадцать девочек и двадцать мальчиков. Там мне удалось закончить второй класс. Директором в школе была Екатерина Кирилловна.
В 1947 году Аннамария Моор получила вызов от мужа. Генрих Моор вернулся в 1946 году комиссованным по инвалидности. Обосновался он в Алтайском крае и разыскал свою жену. Она хотела взять меня с собой, но вызов был только на нее, и мне было отказано. Тем более, что и фамилия у меня была Михель. Генрих Моор до войны работал ветеринарным врачом в Поволжье, и председатель Бузина настойчиво просила, чтобы он переселился в Верещагино и занял эту должность. Однако он решил обосноваться на Алтае и это предложение отклонил. Может, это и послужило отказом Бузиной помочь в оформлении документа для моего переезда вместе с матерью Аннамарией на Алтай. В интернате я заболел скарлатиной и мать отвезла меня в больницу. Медсестрой там, к счастью, оказалась знакомая матери еще по Неймоор. Она также была выселена по национальному признаку, несмотря на то, что была русской. Замужем была за немцем и прекрасно владела немецким языком. К сожалению, не знаю ее фамилию, а может просто забыл. Как раз она и помогла нам с переездом. Для этого пришлось отцовскую фамилию Михель сменить на Моор. При оформлении мне почему-то вписали 1936 год рождения, хотя я родился в 1931 году. С того времени я стал Моор Якоб Генрихович и кто знает, что стало бы со мной, останься я один на Енисее. Вернувшись из района с уже оформленным для нас с матерью вызовом, медсестра с какими-то странными нотками в голосе, обращаясь непонятно к кому, сказала по-немецки: «Diese Ungeheuer Kalinin ist gestorben». Хотя в палате находились только русскоговорящие дети и понять ее смог бы только я, но тогда мне было понятно лишь, что умер какой-то Калинин, не более того. Много позднее я узнал, что и эта фамилия стояла под тем указом от 28 августа 1941 года и именно поэтому для всех выброшенных со своих территорий немцев это имя было нарицательным.
