В Балмане была небольшая потребкооперация, состоящая из магазина, пекарни и скотного двора, в котором находилось несколько быков. В пекарне работала женщина-пекарь, в магазине – продавщица Наталья, а на скотном дворе стал работать мой отец. Потребкооперацией заправлял заготовитель. В обязанность отца входил уход за скотом и выполнение всех работ, которые он ему поручал. Он выписывал, к примеру, ему квитанцию с перечнем товаров и продуктов, которые необходимо было доставить в магазин и пекарню из районного села Чумаково в Балман. Доставка из леса дров для отопления конторы, магазина и пекарни также входила в обязанности отца. Со всеми порученными работами он справлялся хорошо. Он считался рабоче-служащим. За работу он получал каждый месяц зарплату и имел право покупать одну булку хлеба в день и другие необходимые товары.
Наша жизнь стала потихоньку налаживаться. Моя бабушка больше не побиралась, а занималась домашними делами и приглядывала за мной. К весне у нас во дворе появилась корова, курочки и поросенок. Когда наступило лето, вместе с отцом пришла женщина с мальчиком примерно моего возраста. Бабушка подвела меня к ним и сказала, что они теперь будут жить у нас. Она пояснила, что я должна буду эту женщину называть мамой, поскольку моя мама умерла. В силу возраста это было для меня непостижимо и непонятно. У меня ведь была моя самая любимая и дорогая бабушка. В моем сознании и сердце она занимала первое место и имела высший авторитет. У меня язык не поворачивался называть незнакомую женщину непривычным для меня словом «мама». И позже, как ни уговаривали бабушка с отцом, которого я также не могла называть папой, так и при всем моем уважении к тете Эмилии никогда не могла называть ее мамой. Это было для меня непосильно. Еще долгое время предпринимались попытки привить мне родственные чувства. Мне показывали серьги, принадлежавшие моей умершей маме Маргарите Николаевне, объясняя, что она не может вернуться ко мне. Но пересилить себя я не смогла.
Мой сводный брат Фридрих тоже не называл моего отца папой. Так и росли мы с ним полусиротами. Наши маленькие души были травмированы с самого рождения, и если Фридрих жался к своей маме, то я только к своей бабушке.
Мой отец познакомился с мужем Эмилии, Фридрихом Шнейдер, еще в трудармии, где им пришлось нести тяжелое бремя войны. Фридрих тяжело заболел и просил Иоганиеса разыскать его жену и сына в случае его гибели и помочь. Если, конечно, сам останется жив. Мой отец обещал, что если посчастливится вернуться, то непременно наведается в Сергиевку, проведает его семью и по силе возможности постарается помочь.
Возвратившись из трударми, отец разыскал по описанию Фридриха семью его брата Генриха, где и проживала Эмилия с сыном. Так Иоганиес познакомился со своей будущей женой. По роду деятельности Иоганиесу часто приходилось бывать проездом через Сергиевку. Он останавливался в семье Шнейдер передохнуть, а иногда, припозднившись, оставался с ночевой. В таких поездках у него и пришло простое решение объединить с Эмилией их оставшиеся семьи.
Посоветовавшись со своей матерью, он при следующей поездке в Чумаково сделал Эмилии официальное предложение. Так у меня и Фридриха появились отец и мать. Мы восприняли это событие молча. Да и мой отец и Эмилия не могли в одночасье вытравить насильно прерванные чувства к своим любимым. Их души были травмированы. Между детьми и между родителями чувствовалась дистанция. Вероятно, надеялись, что стерпится – слюбится.
