– Мне пора, – потрясенно ответила я и наконец-то удалилась в свою комнату.
Я не выходила оттуда весь следующий день. Одна мысль сменяла другую. Служанка помогала с едой и одеждой, но после я всегда просила оставить меня одну. Несколько раз в дверь стучал Сэм, но и его мне видеть не хотелось.
Я никогда не думала, что отец может отказать мне в праве приемника только потому, что я не мужчина. Ведь ещё ребенком я отказалась жить в основном дворце, предпочтя иметь спальню в крыле Хэндов. Я помню, как отец тогда усмехался и говорил обреченно вздыхающему Тэю, который не хотел становиться моим наставником: «Бери девчонку, в ней моя кровь, бери-бери, не упрямься, считай, что это приказ. Я не доверю её никому, кроме тебя». Но что, если Лиам прав? Если место преемника достанется ему, то какое место тогда придется занять мне?
К вечеру второго дня я поняла, что должна спуститься к остальным Хэндам, но сначала мне нужно было увидеть Рикона. Служанка помогла снять бинты, и я обнаружила, что боль ушла, хотя новая кожа всё же отличалась по оттенку. Меня сопроводили в ванную для юных Хэндов – просторное помещение из серого камня. Посередине стояла большая медная ванна, которая уже была наполнена водой. Я не купалась уже несколько дней, ведь раны мне промывали ещё в крыле целителей, поэтому с удовольствием погрузилась в горячую воду.
Когда я почувствовала, что больше не источаю зловоние лечебных трав, пота и арены, то вернулась к комнате Рикона и постучала в дверь. Но мне никто не ответил. Озадаченная, я вышла на улицу, где порывы ветра кружили над землёй опавшие алые листья. Догадка озарила напоминанием о пустоте потери. Бегом я вернулась к крылу Хэндов и, едва успокоив дыхание, открыла дверь в комнату, совсем недавно принадлежащую Бею.
Рикон сидел на кресле, повернутому к окну. За ним простирались оголённые последним неудавшимся урожаем поля. Птицы кружили в поисках зерна, но не находили его и вновь взлетали ввысь неупорядоченным вихрем, а затем садились передохнуть на ветви багряных кленов. Холодное солнце отражалось в текущей вдоль полей реке Хэнда. В комнате было холодно. Закрыв за собой дверь, я не решалась сделать шаг дальше. Казалось, что, повернув голову, я увижу Бея. Но глаза увидели лишь каменную стену, кровать тёмного дерева и выцветший цветочный гобелен. Я шла, чтобы поддержать Рикона, сказать, что-то важное и поддерживающее. Но проигнорировав чужое присутствие, опустилась на кровать Бея, уткнулась лицом в подушку, пахнущую розмарином. Боль потери – это даже не боль, а ужасающая незаполненная пустота внутри, потому что до недавнего времени в этой части тебя жил человек. Он должен был жить там и теперь. И вот уже второй раз за последние дни я задавала себе два вопроса: Кому нужен был этот турнир? Какие слова я сказала Бею в последний раз? Я не помнила этих слов. И силясь вспомнить его сияющее улыбкой лицо, поняла, что именно в этот момент не помнила даже лица. Оглушающая боль затуманила в голове эти воспоминания, чтобы оправдать себя перед тем, кому ты уже не сможешь сказать ни единого слова. Не знаю, сколько времени я провела в таком положении, когда на самый краешек кровати сел Рикон. Утешая, он аккуратно погладил меня по спине. Я села рядом и положила голову ему на его крепкое плечо, а потом мы молча наблюдали, как краснеет за окном собирающееся на покой солнце.
