Что-то было общее между этим Советом и Осликовым «механизмом любви». В любом случае тут было над чем подумать. По словам Сергея Пархоменко, КС не руководил армией. «Да и можно ли руководить любовью?» – соглашался Ослик. «Прежде всего это место для дискуссий, – объяснял блогер. – Процедура для отладки взаимодействия различных точек зрения».
Вероятно, в этом и было сходство.
«Любовь ведь тоже взаимодействие, – размышлял Генри, – а риск унижения тем выше, чем ниже уровень подготовленности партнёров». Разработанный им механизм как раз и представлял собой основу здравомыслия в миниатюре. КС же замысливался как попытка построить максимально приближённую к реальности модель демократии в России. Во всяком случае, Ослик понял Сергея Пархоменко именно так. Более того, модель КС была в своём роде прототипом здравомыслия и при случае могла быть реализована на практике.
При случае? А предвиделся ли вообще этот случай в современной России? Безусловно предвиделся. «Лошадь всё равно сдохнет» – Ослик не раз возвращался к этой метафоре Виктора Шендеровича по поводу авторитарного правления в РФ. Тут так: или ты готов к любви (к демократии в классическом представлении), или не готов, и тогда держись. Держись или нет, но Ослик надеялся на положительный исход. Он детально описал свою схему и даже проиллюстрировал её в разделе «Пример реализации».
«Представьте себе, – писал он, – вы галапагосский пингвин. – Вы ничего не знаете ни о Галапагосах (вашей родине), ни о Чарльзе Дарвине (механизме вашей эволюции). И родина, и будущее ваших потомков вам совершенно пофигу. Единственное, на что вы рассчитываете, – это съесть скумбрию, неосторожно приплывшую к скалистым берегам».
Совсем ещё юный и полный пассионарного драйва Ослик. Его пингвин ел скумбрию, выбирал подходящую для соития самку, спаривался с ней, а затем снова ел скумбрию. Пингвин как пингвин. Ослик внимательно проанализировал его жизненный цикл и заметил одну деталь. Довольно часто в борьбе за любимую пингвины-самцы ранят друг друга, и тогда – вид у проигравшего весьма обиженный. «Кажется даже, что пингвин унижен, – делится своими наблюдениями Генри, – но нет: уже через минуту он весело подпрыгивает, играет с другими пингвинами и ест скумбрию».
Таким образом, любовные переживания пингвина обходятся без унижения и приносят существенно больше удовольствия, чем боли. Ослик не исключал также, что и схватка, и обиженный вид пингвина являются лишь комедийной постановкой (на радость остальным птицам).
Человек тоже ест скумбрию, выбирает самку, дерётся за неё и проигрывает. Дальше, вместо того чтобы улыбнуться и весело подпрыгнуть, он переживает болезненный цикл унижения, ожидая от подруги сам не зная чего. Утешения, что ли, поддержки, разумных объяснений. К примеру: «Генри, вы прекрасный пингвин, но происшествие с вашей мамой заставляет усомниться – может и вы такой же?»
Может. «Но что не так с человеком? – вопрошает Генри, и тут же отвечает: – Вероятно всё дело в сознании. Во всяком случае, – продолжает он, – граница между животным и Homo sapience пролегает именно здесь. Сознание же – продукт высшей нервной системы, присущей лишь человеку, а значит, и проблему унижения следует рассматривать как следствие низкого интеллекта особи (включая эмоциональный интеллект)».
С конкретной особью всегда проблемы.
Как видим, дельта, отличающая человека от пингвина – довольно сложная система воспитания, знаний и опыта, а не просто жест. «Жест доброй воли», – смеялся Ослик, где-то внутри понимая, что его ожидает непростое будущее. В конце работы он сравнивает пингвина с населением диктаторских стран. Этих пингвинов унижай сколько хочешь – они всё равно подпрыгивают от счастья.
