извещает и в то же самое время утаивает то, о чем оно нас информирует»[40].
Мы не можем понять уже понятое точно таким образом, как оно было понято раньше. Наше собственное понимание не может повторяться, а все время видоизменяется, видоизменяя свой текучий понятийный мир. Итак, понимание – нечто сугубо индивидуальное и невоспроизводимое, также и в том случае, когда мы пытаемся переступить собственную понятийную сферу. В связи с этим спрашивается, является ли индивидуальная мимолетная картина мира интегрированной частью всеобщего понятийного мира, и, если это так, как это понимать? Общность здесь заключается в том, что присутствует некая преемственность между неустанными токами переосмысления индивидуальных понятийных картин мира: «Was immer und wie immer wir zu denken versuchen, wir denken im Spielraum der Überlieferung»[41] (пер. с нем.: «Что бы и как бы мы ни пытались помыслить, мыслим мы в пространстве традиции»). Коммуникацией достигается и поддерживается условное взаимопонимание, простирающееся в межличностном пространстве, передвигаясь по преодоленному временному течению, но, при этом, коммуникацией раскрывается всегда собственная, доселе не встречаемая переосмысленная интерпретация.
Элементы нового творчества принципиально неискоренимы в понятийном отождествлении, как бы тщательно не соблюдался общепринятый канон при понятийной передаче и интерпретации. Понятие безоглядно приобретает новые и новые выражения на основе одноименных, но все-таки различных форм. Собственный понятийный мир не является частью некой единой понятийной картины, а все собственные понятия постоянно взаимообусловливаются остальными понятиями. Как бы мы не пытались создавать точный искусственный мир, приходится признать, что он, подобно нам самым и окружающей среде, вечно изменчив. Дело в том, что нет способа обособить понятие от мира. Мир понятен понятийностью. Представление понятийно.
Коммуникация придает, однако, еще одно измерение в том плане, что мир не просто воспринимается в определенных аспектах, а воспринимается в свете собственных отражений, предшествующих представлениям. Мир социума постоянно надстраивается за счёт растущего культурного слоя, всё больше отдаляющего нас от собственных подлинных взглядов. В итоге мир с каждым мгновением становится всё более абстрактным и переработанным. Это означает, что не только наши производственные продукты приобретают всё более неестественный вид, но и, в не меньшей степени, наш понятийный аппарат, а также вся природа и весь мир. Но так же как искусственные химические препараты синтезируются из естественных, природных элементов, так и формализованный язык создается на основе обыденного языка, так и все наши понятия коренятся в подлинном восприятии вещей на заре понятийного горизонта. Однако, в отличие от нашего рукотворного предметного мира, ещё более сложной задачей оказывается для нас «отстранённое» рассмотрение собственного понятийного аппарата, так как только через посредство понятий мы вообще в состоянии что-либо «рассматривать». Отдельная сторона понятийного мира все время от себя отстраняется, и нам не хватает очевидности: «Die Waage, auf der man die Eindrücke wägt, ist nicht der Eindruck von einer Waage»[42](пер. с нем.: «Весы, на которых взвешиваешь впечатления, не являются впечатлением весов»). Подобно тому, как при создании современной машины используются наличествующие машины, новое понятие образуется уже выделенными понятиями. Приходится поднимать себя за волосы, что, между прочим, иллюстрирует деятельность классической аналитической философии, выделяющей формальные однозначные выражения, все-таки уходящие корнями в нашу изменчивую, всеохватывающую понятийную почву.
