Основы истории философии. Том третий – Новое время - страница 33

Это может произойти, например, если он захочет следовать религиозным или научным убеждениям. Нечто отличное от убеждений – это их внешние признаки. По Спинозе, как и по Гоббсу, определение культа – дело государства. Поскольку чувства для государства – это noli me tangere, он строит его без всякой оглядки на них: государственная машина должна быть так устроена, чтобы работать одинаково хорошо, независимо от того, благоговеют граждане перед государством или нет. Только от хорошей организации зависит, процветают или гибнут народы; он не хочет знать ни о каком другом разложении народа; народ всегда был и остается везде одинаковым, поэтому только государственные учреждения могут быть виноваты, если дела идут плохо. Именно поэтому большое внимание уделяется всемогуществу государства, а правительство всегда рассматривается как реальное государство. Хотя правители (или регенты, поскольку в монархии они называются rex est civitas) фактически не могут быть неправы по отношению к своим подданным, они никогда не должны забывать, что их власть заканчивается там, где угрозы и обещания больше не работают, и особенно что самые опасные враги любого государства – это его собственные граждане. Именно поэтому самое безопасное государство – то, в котором правительство наиболее рационально, а гражданам предоставлена наибольшая свобода. Из трех форм, которые может принимать правительство, Спиноза рассматривал только монархию и аристократию; его рассказ останавливается на демократии. Если бы он, живя в республике, представил монархию как единственный институт мира и безопасности, то это противоречило бы принципу Спинозы, утверждавшему, что любая попытка ниспровергнуть существующую конституцию должна привести к гибели. С другой стороны, те, кто так любит делать Спинозу демократом, забывают, что его принцип Terret vulgus, nisi metuat, провозглашенный в Этике (IV, 54, schol.), не отменяется в его политике, только термин vulgus распространяется на очень значительное большинство людей. По его мнению, среди избранных доверенных лиц разумными будут не более трех из ста. Как в монархии король, так и в аристократии optimaten – это государство. Хотя Спиноза признает, что монархия обеспечит достаточную свободу там, где князь ставит своей целью благосостояние масс, хотя он также признает как объяснимый факт, что аристократия возникает из первобытного государства, демократия, а монархия из него, он, тем не менее, считает, что может гарантировать наибольшую продолжительность аристократической республике, состоящей из нескольких гражданств.

11. Если «Политика» Спинозы представляла гражданскую свободу, то есть то расширение власти, на которое способно большинство людей, то его «Этика», напротив, ставит перед собой задачу показать, как те немногие, которые не нуждаются в государстве и для которых по этой самой причине гражданская свобода недостаточна, поднимаются до высшей, свободы духа, которая является частной добродетелью (Tract. polit I, 6). Ясно, что тот, кто отрицает понятие цели, а значит, и всякой необходимости, и сравнивает свободу воли с брошенным камнем, который убеждает себя, что хочет лететь, не может создать моральную систему в императивной форме. Как и все остальное, воля человека рассматривается в манере математической физики. Сначала он предостерегает нас от допущения воли (voluntas), отличной от различных актов воли (volitiones), ибо такая фикция имела бы такое же значение, как схоластический lapideilas в отличие от lapides (II, pr. 48. Schol.). Затем, однако, отождествление воли с утверждением, переданное от Декарта, в сочетании с тем фактом, что то, что ясно признается (например, трехсторонность треугольника), должно быть утверждено, приводит его к тому, что каждая ясная идея есть volilio, а значит, и сумма всех таких идей и сумма всех воль, т. е. intellectus et voluntas, idem sunt (II, pr. 49. Coroll. et Schol.). Чисто теоретическую природу, подобной которой, возможно, больше никогда не существовало, Спиноза не может постичь, как не постиг бы ее, если бы кому-то не нравился тот факт, что сфера круглая, точно так же, как не следует аплодировать тому, что человек понял, то есть признал необходимым. Именно по этой причине человек сталкивается с тем, что он понимает как нечто самоформирующееся или волевое, то есть свободное; с ростом понимания, следовательно, (умственная) свобода растет, ибо чем больше есть таких вещей, которыми я владею. И наоборот, чем меньше я понимаю, тем с большим приходится мириться как с несамостоятельным, а значит, тем более ограниченным я становлюсь. Этот контраст между ограниченностью (servitus), которую Спиноза рассматривает в четвертой книге своего главного труда, и силой духа и свободой духа (libertas), которые он рассматривает в пятой книге, является кардинальным пунктом его «Этики», которая по этой самой причине есть не что иное, как, как он назвал более раннюю работу, Tractatus de intellectus emendatione. Чтобы объяснить, как возникает это ограничение, мы должны вернуться к фрагментарному бытию, (чувственному) миру, и к индивидам различных порядков. Если мы теперь возьмем в качестве вспомогательного средства диаграмму поверхности, разделенной на квадраты, то сможем сравнить композиции рассмотренных до сих пор простых индивидов с более сложными фигурами, нарисованными на них, в очертаниях которых видны только прямые линии и прямые углы. Если же представить себе фигуру криволинейной, то ряд квадратов будет разрезан и лишь частично попадет в область фигуры, то есть возможно, что в сложных индивидах многие их компоненты не полностью, а лишь частично попадают в их до миниум. Если такой индивид является телом, то есть если он рассматривается как протяженный, то движения его составных частей не будут полностью доминировать над его собственными, поэтому в нем будут наблюдаться возмущенные движения.