Осталось жить, чтоб вспоминать - страница 49

Когда же я узнала, что и Лена Стельмаченко там будет работать, меня уже не надо было уговаривать. Мы заключили с товарищем министром устный договор о том, что через год он меня отпустит с трудовой книжкой на все четыре стороны.

Очень уставшая за последнюю неделю от полётов, перелётов, бесконечных ожиданий в аэропортах и на автовокзалах, полуголодная, я валилась с ног. Я ела только то, что дешевле могла купить в привокзальных буфетах, а это были, в основном, пирожки с повидлом. Я мечтала только о том, чтобы поскорее добраться до какого-нибудь места, где я могла поставить свой чемодан и выспаться.

Известие, полученное ещё утром от секретарши, о том, что село Приютное находится в часе езды от Элисты, меня очень радовало и вдохновляло. Я думала, наконец-то через час-другой мои "хождения по мукам" закончатся, и я обрету какие-нибудь квадратные метры со стенами и крышу над головой, но до этого вожделенного момента, как оказалось, было ещё довольно далеко.

Товарищ Морозкин на своей машине – толи "Москвиче", толи "Ладе" объезжал свои бескрайние "владения". Мы заезжали по дороге в село Приютное к директорам школ, подшефных заведующему РОНО. Его машина делала повороты то влево, то вправо от трассы на несколько км вглубь калмыцких степей.

Наверное, нигде так сильно, как в провинциальных уголках и закоулках, не процветает блат, кумовство и зависимость подчинённых от начальников.

Естественно, нас с ним принимали и угощали по-царски.

Первый раз в своей жизни я испробовала многие калмыцкие блюда. Одно из них мне очень понравилось, оно называлось "хаш". Это нечто, похожее на наш русский холодец или студень, только приготовленный из баранины в виде горячего первого блюда. Я также в первый раз видела и ела натуральную, не разбавленную молоком или кефиром, как это часто принято делать в наших магазинах, сметану. Товарищ Морозкин ставил тяжёлый нож с металлической рукояткой в крынку со сметаной и говорил мне: "Видите, Ольга Григорьевна, какая густая сметана – нож стоит вертикально и не падает."

А на десерт нас угощали калмыцким чаем, фруктами, арбузами или мёдом.

После каждого очередного визита к школьному директору багажник "Лады" товарища Морозкина заполнялся всё новыми и новыми дарами и преподношениями в виде бараньих, куриных, утиных и гусиных тушек, бидончиков со сметаной, банок со сливками и мёдом, но делались все эти "подарки", я думаю, от души и от чистого сердца – во всяком случае так это выглядело со стороны незаинтересованного наблюдателя.

"Чрево" "Лады" заполнялось так быстро, что при последних визитах товарищу Морозкину уже приходилось отказываться от тяжёлых и крупногабаритных подарков – брались теперь уже в салон машины только красивые бутылочки с разным количеством "звёздочек" на их этикетках (похоже, это были бутылочки с армянским коньяком).

На последних километрах "Лада" напоминала беременную женщину, готовую в любой момент разродиться от бремени. Мы ползли черепашьими шагами, и при каждом ухабе или кочке на дороге машина издавала жалобный вскрик "роженицы".

Наконец мы добрались с товарищем Морозкиным до села Приютное. Он остановил свою машину около здания интерната, где временно жили все приехавшие по распределению молодые специалисты, их было 7 или 8 человек. Когда секретарша в Министерстве говорила о 2-х приехавших специалистах, она, скорее всего, имела в виду выпускников университета, а не педагогических училищ.