– Ты хоть чуть-чуть думаешь, что творишь? – вцепившись в мой локоть, шипит на ухо Матвей. – И куда ты собралась с ним ехать?
– Не знаю, еще не решила.
– А он знает, поверь мне. Потом вышвырнет где-то по пути со словами "сама-дура-виновата". Без трусов.
– Какие-то проблемы? – оборачивается водитель фуры.
– Никаких, – отвечает Матвей и, преодолев за несколько шагов разделяющее их расстояние, молча забирает из его рук мою сумку. Потом так же молча разворачивается и идет обратно ко мне.
– Э! Я не понял! Это че за херня? – возмущается водила.
– Она со мной, – отмахивается Матвей и снова цепляет мой локоть. – Пошли.
– Куда?
– В мою машину.
– И куда мы поедем?
– Завтракать.
– Вообще-то ты не имеешь никакого права решать за меня, что мне делать, – ворчу, но тем не менее семеню следом. – Ты мне никто.
– Потом спасибо еще скажешь, когда дойдет, что едва не сделала.
Вообще, мысленно я уже говорю, но признаваться в этом не собираюсь.
Опускаюсь в раскаленный салон, открываю на всю окно, дабы хоть чуть-чуть разогнать духоту. И улыбаюсь.
– И что это тебя так развеселило? – хмурится Матвей.
– Да так, ничего.
"Она со мной". Он же так, кажется, сказал?
Кошусь на своего фактурного попутчика и ловлю его недовольный ответный взгляд.
Кажется, кто-то злится. И почему-то именно этот факт неожиданно поднимает настроение. Впервые за это утро.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
В придорожном кафе, куда мы заехали по пути, не слишком цивильно, но по крайней мере название этой сети на слуху. Может, повезет и даже не отравят.
Занимаю один из многочисленных свободных столиков в окна, опустив сумку на соседний пустующий стул.
Отмечаю, что скучающая прежде кассирша живо реагирует на яркую внешность моего попутчика и испытываю что-то похожее на гордость – потому что он вроде как со мной, и толику раздражения, потому что обычно таким образом реагируют на меня!
– Что тебе взять?
– Что-нибудь не мясное. Греческий салат, белые французские гренки́ и кофе по-римски. Который Гильермо. Если это название тебе хоть о чем-то говорит.
– С лимонным соком и ломтиком лайма?
– Угу.
– Это тебе не фешенебельный Le Jules Verne, крошка. Возьму, что есть, – и уходит, оставив меня и мой приоткрывщийся рот в восторженном недоумении.
Откуда он знает про этот эксклюзивный ресторан на втором уровне Эйфелевой башни и кто его научил такому потрясающему французскому произношению?
Он же… ну, не из клана мажоров. Просто парень, только на зависть симпатичный. Лика любит подчеркивать, что у таких обычно за плечами максимум какой-нибудь законченный с горем пополам провинциальный институт.
И тут идеальное музыкальное Le Ju-les Ver-ne, от чего предплечья даже покрылись мурашками безнадежного эстета.
Через несколько минут он приносит слегка заветренный небрежно порубленный салат с отдельным пакетиком майонеза, нарезанный ломтиками черный хлеб и кофе, судя по запаху – второсортный эспрессо.
Я так голодна, что искренне рада и этому, но вовремя вспоминаю, что включила стерву.
– Это не гренки́. И Греческий не заправляют майонезом.
– Она наверняка где-то там, – садится напротив и кивает куда-то в сторону кассирши. Снимает с подноса какой-то суп, по виду напоминающий классический борщ.
– Кто – она?
– Книга жалоб и предложений. И раз ты не хочешь… – тянет руки к моей еде, но я реагирую молниеносно – пододвигаю к себе тарелку, словно мама-сойка спасая под крылом своих едва вылупившихся птенцов.
