– Там же где и твои, когда ты предложил мне выйти за Самойлова младшего.
– Не хами. Я задал тебе вопрос!
– Отстань, пап, я спать хочу. Можно? – заворачиваюсь в плед, но отец в два шага преодолевает расстояние и рывком стягивает с меня спасительный кокон.
– Нет, нельзя. Нельзя! Я две ночи из-за тебя не спал, потерпишь и ты теперь!
Отцу почти шестьдесят, но выглядит он гораздо моложе своих лет. Благодаря генетике – обладатель густой практически без седины шевелюры, а благодаря упорству в спортзале – довольно неплохой фигуры.
Когда Лика говорит, что был бы он лет на двадцать моложе, то она бы точно попыталась его заарканить меня передергивает, но в то же время лестно, конечно.
Я люблю своего отца, но не этим паршивым утром.
– Чья это была квартира? – наседает он. – Отвечай, я все равно выясню!
– Ничья!
– Я знаю, что она сдается сейчас.
Сдается?.. То есть как это?
В смысле?
Но вслух свое недоумение не выказываю.
– Вот я ее и сняла. На сутки.
– На сутки? Допустим. А где была первые?
– Ночевала в придорожном мотеле.
– Ты меня точно в могилу сведешь! – психует он, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. – Точно сведешь!
Когда я увидела на пороге квартиры Матвея отца, то в равной степени обалдела и обрадовалась.
Обалдела, потому что не ожидала его там увидеть. Никак. А обрадовалась, потому что… потому что он мой отец. А где он, там пусть всегда нравоучения, но зато тотальная уверенность, что ничего плохого теперь точно не случится.
Он не отчитывал меня, сквозь зубы процедил, что у меня пять минут на сборы, и пока я торопливо собиралась, недоумевала, каким же образом он меня нашел и самое главное – куда подевался Матвей. Он просто исчез, не оставив ни своего номера телефона, ни записки. Ничего.
Испарился, словно и не было его.
Почему? Что я сделала не так?
Если бы я дала ему, было бы понятно, почему испарился. Но я ему НЕ дала, разве не должно это разжечь в нем больший интерес?
По закону жанра и кодексу хищника – должна. Но…
– Между прочим, Глеб волновался за тебя, звонил, интересовался, вернулась ли ты.
– Пап, я не выйду за Глеба, – закатываю глаза. – И если ты продолжишь эту тему, я снова сбегу.
– Уже нет, я больше такого не допущу, уж поверь. И вообще, почему ты все так воспринимаешь?
– И как же?
– В штыки. В моем предложении нет ничего особенного, – отец садится на край моей кровати и строго смотрит в глаза. – Глеб – отличная для тебя партия, и тебе это известно не хуже моего. И то, что династический брак в наших кругах дело обыкновенное, для тебя тоже не новость.
– Да что за чушь ты несешь, блин, па? – взвиваюсь. – Ты сам себе веришь? У меня перед глазами "чудесный" пример династического брака – ты и мама. Вы же тоже поженились, потому что были друг для друга "отличной выгодной партией". И?
– Что – и?
– Вы хоть день были счастливы друг с другом?
Отец силится что-то ответить, но понимает, что любое его слово прозвучит фальшиво.
– Да вы на дух друг друга не переносите! – отвечаю за него. – Нет у вас ни любви, ни уважения, ничего нет. Вы даже развестись как все нормальные люди не можете, потому что в этом случае пострадает ваш общий бизнес. У тебя любовницы одна моложе другой, у нее какой-то хрен во Франции.
– Выбирай выражения, все-таки с отцом говоришь! – хмурится он, но меня уже не остановить. Укол адреналина, который я получила двое суток назад, еще не прекратил свое действие.
